Галина Романова - Позови ее по имени

© Романова Г.В., 2020

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2020

Мощные струи дождя молотили по подоконнику. Она остановилась у окна, пытаясь рассмотреть сквозь запотевшее стекло улицу. Провела по нему ладонью, оставив неровный след. Всмотрелась в сгустившиеся сумерки.

Мокрая улица зябла под порывами северного ветра. Глубокие лужи пузырились, словно вскипевшее дьявольское варево. Завтра по двору пройти будет невозможно. Придется доставать резиновые сапоги с антресолей. А там ли они? Не забыла ли она их на даче, быстро собравшись после экстренного звонка в конце августа?

Ее лоб пошел морщинами от воспоминаний. Не помнит. Ничего не помнит из того дня, кроме звонка от маминой соседки, которая сообщила…

Которая сообщила…

Глаза зажгло огнем, опалившим душу.

Она на мгновение перестала видеть и дышать, вернувшись в тот страшный день.

– Даша, приезжайте скорее, – запыхавшимся голосом попросила старушка Ильинова, жившая с ее мамой на одной лестничной клетке. – У нас беда!

– Какая беда?

Даша раздраженно закатила глаза, заправила за ухо выползшую из-под косынки прядь жестких волос, потопталась возле клумбы с гортензией. Перчатки она пока не снимала. Она все еще думала, что беда случилась или с кошкой соседки, а это подождет, или со смесителем в ванной, он подтекал последние две недели и требовал срочного ремонта или замены. Здесь достаточно было звонка дежурному слесарю. У нее и в мыслях не было начинать тревожиться.

– Беда с вашей мамой – Ниной Васильевной, – выпалила старушка Ильинова.

– Что? – Вот тут она насторожилась, да. – Что с мамой?

– Ее… Ее кто-то…

И повисло молчание.

Даша даже подумала, что старушка Ильинова отключилась. Может быть, мама на нее шикнула, потирая ушибленный бок. Или соседка вдруг вспомнила, что все напутала. И происшествию, о котором она собиралась рассказать Даше, уже более двух лет. Оно просто всплыло в старческой памяти и показалось реальностью. И теперь бедная старая женщина стоит, испуганно тараща глаза на соседку – на Дашину маму, и не знает, что сказать.

Но Ильинова не отключилась. И ничего не напутала. Она громко судорожно вздохнула и произнесла:

– Ее кто-то убил, деточка!

– Убил… – повторила она за ней.

Просто повторила эхом, без вопроса.

– Да. Убил.

Голос старушки сделался невнятным, слабым, вот-вот исчезнет. И Даша заторопилась, заорала в трубку:

– Как убил?! Когда?! Этого не может быть! Я час назад с ней разговаривала.

– Час назад и я с ней разговаривала, – осерчала Ильинова и шикнула на кого-то. – А сейчас тут полно полиции. И врачей. Только они уж не помогут. Нина Васильевна мертва.

Мертва! Но это мог быть инсульт, инфаркт, да что угодно! Почему сразу убили?! Почему ее маму вдруг убили?! Что там с Клавдией Ивановной не так? Она заговаривается?!

– Послушайте, Клавдия Ивановна, дайте трубку кому-нибудь из полицейских. Если они там, конечно, – зачем-то ехидно добавила она, и ее рот дернулся в неуверенной ухмылке.

Может, все же Ильинова сошла с ума на старости лет, а? Может, все же…

– Алло! Дарь Дмитрьна, здрасте, у нас беда. Убийство, – обрушилась на нее правда смущенным голосом капитана Скачкова. – Знаю, у вас выходной. Вы на даче. Но… Вам надо срочно приехать.

– Еду, – оборвала она его, испугавшись, что он примется перечислять ей подробности с места происшествия, с места убийства ее матери. – Я уже еду.

И что? Разве могла она запомнить: взяла она с дачи резиновые сапоги или нет? При таких-то обстоятельствах?

Она не помнила, как за рулем доехала до города. Чудо, что не попала в аварию. Дороги она точно не видела от слез. Ехала по памяти. По памяти прошла по двору, с кем-то здоровалась на ходу. Поднялась в лифте на четвертый этаж. Встала у распахнутой настежь двери. И до боли прикусила губу.

Это запомнилось, потому что ее тут же затошнило от сладковато-приторного вкуса крови, заполнившего рот.

«Не хватало мне еще облеваться на пороге маминой квартиры», – подумала она тогда. И сердито одернула себя. Она не простой обыватель. Она не рядовой гражданин, столкнувшийся с горем. Она – майор полиции Дарья Дмитриевна Гонителева. Она сильная. Она обязана быть сильной. Она профессионал. У нее нет права и времени на истерику. Ей надо было собраться.

Странно, но вышло. Вместе с капитаном Скачковым, без конца печально вздыхавшим у нее за спиной, она снова и снова осматривала место преступления. Она строила версии. Она сама лично пошла по квартирам подъезда. Потом перебралась в другой подъезд, третий. Она мучила людей вопросами. Она недоверчиво хмыкала. Она подозревала каждого второго в неискренности. Она наорала на бедную старушку Ильинову и довела ее до слез. Она не пошла проводить носилки с телом матери до машины скорой. Она осталась с экспертами, которые искали следы, отпечатки. Потом она лично обшарила весь двор в поисках улик. Скачков был рядом. Она отдавала указания четким ровным голосом.