Валерий Поволяев - Первый в списке на похищение

Ясно пока одно: раз Белозерцев собрал все деньги, все «зеленые», то все их и надо забирать во второй заход, и никаких третьих заходов не делать. Костика же нужно вернуть. Ей неожиданно захотелось посмотреть, как он выглядит, Костик Белозерцев – маленький человечек, который мог бы стать ее приемным сыном.

Пленку, которую смонтировали и передали Белозерцеву, она не видела, монтаж сделали без нее – и слава богу, что не видела – расстройства будет меньше. Она довольно жестко выдавила из себя мысль о Костике – ко всем шутам разные дамские слабости!

Та-ак, теперь надо продумать технологию получения второго куша. И возвращения Костика в объятия родного папашки – сыну Белозерцева она зла не желала. И улететь на неделю, максимум, на десять дней, в Париж и оттуда поглядеть: не останется ли след от этого похищения?

Вообще, что касается похищений, то ее «товарищество» впервые пошло на это. Киднеппинга – детских похищений – на счету ТОО еще не было. Было кое-что другое, приносящее хороший доход, но не похищения. И в будущем с детьми связываться не стоит – слишком хлопотно и много ударов по живому. А ведь она – человек. Такой же, как и все. Поэтому…

Она достала из сумочки список, в котором стояло пять детских фамилий. Пятеро детей, чьих богатых отцов она знала. Знала близко – так же, как и Белозерцева. Костик Белозерцев шел в этом списке первым.

Помедлив немного – душа все-таки отозвалась тихим усталым протестом на то, что она собираясь сделать, – Полина Евгеньевна разорвала листок на четыре части, достала спички – плоский гостиничный коробок, взятый где-то в отеле за границей, чиркнула спичкой, подожгла бумагу и, подержав ее немного в пальцах, бросила в хрустальную пепельницу, стоявшую на приставном столике. Проследила за тем, чтобы кусочки бумаги сгорели дотла.

Костик находился сейчас на второй квартире Полины Евгеньевны. Первую ее квартиру – на Садовом кольце, около Таганки, Белозерцев хорошо знал и бывал в ней – так уж получилось, что она, когда ей было плохо, впустила Белозерцева туда, а потом выгонять было уже поздно, вот Белозерцев и наведывался беспрепятственно к «Вике», вторая квартира находилась на тихой тенистой улице Медведева, где на зеленых лужайках внутри дворов росли ромашки и пахло липовым цветом, уже совершенно исчезнувшим в Москве, квартира эта имела хорошие подходы: из нее все просматривалось, на скамейке у входа всегда дежурили добровольные «собаки» – кривобокие, одышливые и очень злые старушенции во главе с бабой Фрузой, готовой любому человеку переломать своим костылем ноги – кроме красивой Полины; третью квартиру она купила совсем недавно, еще не успела ни отремонтировать ее, ни обставить толком, хотя место там – лучше не придумаешь, Полина собиралась в будущем переселиться туда, в один из старых сретенских переулков.

Лицо у нее сделалось далеким, мечтательным, строгие серые глаза посветлели: ей, как некой романтической девчонке, всегда хотелось чего-то очень хорошего, хотелось мечтать. Она сваливалась в мечты, в воспоминания, словно в яблоневый дым, Полине там легко дышалось, от светлых мыслей чище становилась голова, но потом требовалось усилие, чтобы вернуться в явь. А явь, она – как одурь, в ней все плохо пахло. По лицу Полины проползла протестующая тень – она услышала тихое движение в двери, выкрикнула, не поднимая головы:

– Я занята! Никого сейчас не принимаю.

Но тихое шевеление в двери продолжалось и после выкрика, и тогда Полина, капризно скосив губы, подняла голову, глаза у нее посветлели еще больше, расширились, и она невольно привстала в кресле: к ее столу стремительно шли трое людей в одинаково серых, явно купленных в одном магазине, безликих костюмах. И вот ведь как – лица у них тоже были одинаковые, все они походили на озабоченных сбором членских взносов комсомольских работников десятилетней давности.

Она все поняла и сделала движение к окну, в тот же миг один из вошедших стремительно перекрыл ей дорогу. У Полины горько дернулся рот, она остановилась, спросила тихо, словно бы на что-то еще надеясь:

– Вы кто?

– Полина Евгеньевна Остапова? – довольно деликатно осведомился один из незваных гостей, тот, который шел в середине.

– Да, – помедлив, ответила она, потерла пальцами горячий левый висок – что-то там потяжелело, и вообще внутри все потяжелело, в сердце, в легких, в горле – она почувствовала себя плохо.

– Вы арестованы, – старший группы протянул ей бумажку, – вот ордер! – Потом достал из кармана темные стальные наручники и скомандовал жестким неприятным голосом: – Руки!