Дмитрий Захаров - Ящик Пандоры

– Что же такого удобного в моей позиции? – переспросил толстяк. Он поднес к глазам листок, близоруко сощурился.

– Ты все опровергаешь, Ткаченко! – высокомерно тряхнул густой копной волос Кравец. – Все и всегда! Очень удобно!

– Неправда! – воскликнул Ткаченко. Он размахивал листком, как победным флагом, с той разницей, что бумага имела белый цвет, частично покрытый синими чернилами. – Глянь сам, что ты тут понаписал! – Сверяясь с текстом, он быстро прочел: – «Фашисты вели исследование смертоносного вируса, обладающего чрезвычайно высокой вирулентностью. Так, степень патогенности разработанных немецкими вирусологами штаммов могла достигать девяностопроцентной летальности и определялась чрезвычайно высоким уровнем инфицирования».

Толстяк уставился на собеседника с видом крайнего изумления. Кравец, наоборот, немного успокоился, словно чтение написанного им текста обладало медитативным эффектом.

– И что? – спросил он.

– Как – что?!

– Что так тебя задело?

– Господи! – всплеснул Ткаченко полными руками. – Это ведь сюжет для фантастического романа!

– Почему?

– Потому, что это антинаучное заявление! Только что Флемингом был открыт пенициллин, а немецкие ученые уже смастерили какой-то лютый вирус!

– Хочу напомнить, что формула ядерной реакции была открыта в тридцатые годы двадцатого века! – ядовито заметил Кравец.

Ткаченко выдернул еще один лист.

– Вот! – воскликнул он тоном обличителя. – «Перед учеными Третьего рейха была поставлена задача, – читал он вслух, – создать внеклеточный инфекционный агент, способный реплицироваться чрезвычайно быстро и вызывающий минимальный иммунный ответ у человека. Считается, что немецким микробиологам удалось создать прион – инфекционную белковую молекулу, не содержащую ДНК и РНК, отдаленно схожую с той, что вызывает куру, – типичный пример прионовых заболеваний, встречающихся в горных районах Новой Гвинеи, – обладающей почти стопроцентной летальностью». О господи! – возмущенно вскричал ученый. – Скажите, пожалуйста! Он еще сюда Новую Гвинею приплел! – Он продолжил чтение: – «Однако прионовые заболевания не могли удовлетворить исследователей. И они сосредоточились на исследовании вируса простого герпеса, который, как известно, паразитирует в клетках девяноста процентов жителей земли. Считается, что путем гибридов разных вирусных частиц немцам удалось создать новый вид вируса, обладающий уникальным жизненным циклом. Быстрым проникновением в клетку, стремительной репликацией, что сокращало инкубационный период до предельно короткого времени, активное размножение».

Ткаченко отложил листок и покачал головой.

– Откуда ты это взял, Миша?

Кравец смотрел на листву деревьев за окном, влажная зелень блистала под каплями дождя.

– Списывался с коллегами из Израиля и Германии, – сказал он. – Еще во время эпидемии H5N1, в 2010 году, известного как птичий грипп, профессор Отто Штраус предсказывал высокую вероятность опасной эпидемии с чрезвычайно высокой контагиозностью и летальностью. Штраус, правда, предполагал возможность рекомбинации вируса гриппа с H5N1, что в настоящий момент многие считают маловероятным. Тот факт, что немцы вели исследования бактериологического оружия, не вызывает сомнения, господин Ткаченко?

Толстяк отрицательно покачал головой. Он неплохо знал натуру своего вспыльчивого коллеги. Ткаченко отпил кофе из стоящей на столе чашки и поморщился. Напиток остыл, да и сердить Кравца он не хотел, просто завелся в пылу спора. Для ученого диспут по степени накала сопоставим с поединком на ринге. Та же энергия, тот же взрыв тестостерона.

– Ну слава богу, хоть здесь мы совпадаем! – сказал Кравец. – Израильские историки описывали странную эпидемию, охватившую заключенных концентрационного лагеря Заксенхаузен весной 1943 года. Немцы народ пунктуальный. Жизнь заключенных мало чего стоила, но болезнь перекинулась на солдат вермахта. Болезнь, по симптомам напоминавшая грипп, разила людей по обе стороны колючей проволоки с феноменальной быстротой и фатальностью. В тот период фашистская Германия потерпела сокрушительное поражение под Сталинградом, тема эпидемии ушла на второй план, однако была задокументирована очевидцами. И с их слов, от гриппа, – а было принято считать, что люди столкнулись со вспышкой чрезвычайно агрессивного респираторного заболевания, – умерли девяносто процентов солдат и офицеров из числа охраны. Болезнь осталась незамеченной на фоне полумиллиона убитых и взятых в плен солдат и офицеров за время Сталинградской битвы.