Андрей Воронцов - Будущее не продается

Они дошли до перекрестка и свернули на улицу Гончарова, под державную сень насупившихся сталинских домов. Девушка шла молча, может быть, размышляя над тем, что сказал Енисеев.

— Интересно, в какой же категории окажусь я, — наконец сказала она. — Вы можете это предсказать?

— Я вашего имени даже не знаю, а вы меня второй раз просите предсказать будущее!

— Ой, простите! — как-то по-детски улыбнулась писательница. — Елена.

— Очень приятно. Елена, тут и предсказывать нечего. Вы уходите из общежития, чтобы писать в кафе, а халтурщик пишет где угодно, даже если у него под ухом кричат десять человек. Знаю по журналистской работе. Стало быть, вы не халтурщица, и попадете в первую или третью категорию.

— Хм… А поточнее нельзя?

— Еще чего! Если писателям предсказывать, что они окажутся у разбитого корыта, то они все перестанут писать, и в первой категории не окажется вообще никого. Потому что в первую категорию не попадают из второй, а только из третьей. Если же я вам предскажу попадание сразу в первую категорию, вы потеряете писательский тонус: дескать, зачем напрягаться, если всё предопределено?

— Так вы знаете или просто забавляетесь надо мной?

— Елена, радуйтесь: у вас нет еще писательского будущего. Вы пока находитесь в настоящем. Вы начали писать не из трезвого расчета, а оттого, что не могли не писать. Предсказывать пока что-либо бессмысленно.

— Довольно обтекаемо… Я и сама так могу пророчествовать.

— Конечно, можете! А я о чем? Ведь всё зависит от вас! Главное — не попасть во вторую категорию. А от третьей до первой расстояние не такое большое, как кажется. Правда, пройти его удается далеко не всем.

— Понятно. Вы довольно деликатно намекаете, что я окажусь в третьей категории — то есть у разбитого корыта.

— Нет, мне просто кажется, что третьей категории вам не миновать. Неужели вы и сами не знаете этого? В ней лишь важно не застрять, как безнадежно застрял я.

С Гончарова свернули на Добролюбова. Елена вдруг остановилась.

— Давайте постоим. Не хочется к себе идти. Там все гении, а поговорить не с кем.

— Давайте, мне-то всё равно, меня дома никто не ждет. И бутылочка виски еще есть.

— Вы сказали в кафе, что ваша жена далеко… А где это — далеко?

— На небе.

— Ой! — девушка прижала руки ко рту. — Простите!

— Нет, вы меня не так поняли, — усмехнулся Енисеев и суеверно перекрестился. — Она стюардесса.

— Фу-у… а я-то испугалась… ведь вы говорили о ней в кафе, как о живой, и вдруг — «на небе»!

— Мне следовало сказать: «в небе», но я уже чуть-чуть утратил контроль над правильной речью. Надо освежиться. За здоровье Наденьки, успешный полет и возвращение! — он достал «мерзавчик» и сделал глоток.

— А знаете, что: дайте и мне, — вдруг попросила Елена.

— Нет возражений! А как же «крыша»?

— Общежитие рядом, уже не так страшно.

Енисеев обтер горлышко рукавом плаща и протянул ей бутылочку. Она отпила и задохнулась, замахав перед ртом ладошкой.

— Ух-х… ужас! Я пила раньше только разбавленное… с тоником или со льдом. Как вы его тянете из горлышка без закуски?

— После литра это уже всё равно. Обжигает только изнутри.

— Вы выпили литр виски?!

— К сожалению, больше. Правда, за целый день.

— Но от этого же можно умереть!

— Как пророк я не вижу себя умершим от виски. А потом, я же не изнеженный европеец, японец или американец.

— Тепло стало, хорошо! Дайте еще.

— Вот! Так эти литры и выпиваются: глоточек за глоточком. Видите — оно вас уже не обжигает. Так вы со мной сопьетесь, и к пьющему пророку добавится еще пьющая писательница. Не увлекайтесь!

— Нет. Я попросила виски для храбрости.

— А чего вы боитесь? — Енисеев оглянулся по сторонам; на темной улице Добролюбова не было ни души. — Меня, что ли?

Она улыбнулась.

— Как раз наоборот. Вы, наверное, очень порядочный человек, сколько бы ни выпили… Я предупредила вас насчет приставаний, и вы не сделали ни единой попытки… хотя мне было бы интересно посмотреть, как это у вас получается. А я чувствую… в общем… я вдруг подумала… не знаю, как сказать… Короче, если бы хотели остаться сейчас со мной, то я бы не стала возражать. Вот. — Она, как школьница, спрятала руки за спину и неуверенно улыбнулась.

Енисеев заглянул ей в глаза; Елена не отвела взгляда.

— Вы серьезно?

— Ну, если девушка согласна остаться с мужчиной, это достаточно серьезно. Надеюсь, вы поняли, что я вам предлагаю не то, что дамы в кафе.

— Ну, естественно!