Вячеслав Белоусов - По следу Каина

– А чекисты?

– Я ж тебе говорю, Федонин намекнул, у Петровича, кажется, неприятности появились на этой почве. Во всяком случае, Игорушкин подписал запрос только после возбуждения уголовного дела. В Москву звонил, консультировался. С этим у нас, чую, будут проблемы.

– Я ничего не понимаю! – дёрнулся было Валерка.

– А тебе и понимать нечего. Мы с тобой не на лекции в клубе. Я тебе разве что-нибудь говорил?

– Убедительный ликбез, нечего сказать, – хмыкнул мой приятель. – Собственно, а на что я надеялся? Вы сами с Павлом Никифоровичем недалеко от меня ушли. Я понял: до истины вам ещё копать да копать.

– А тебе враз всё подавай?

– Как же Митрофан в заговорщиках оказался? В этом хотя бы у вас ясность имеется?

– Собственно, такой задачи перед нами и не ставилось. Это всё Павел Никифорович на меня взвалил – расчистить, как он выразился, исторический фон, иметь полное и объективное представление о произошедших событиях. Чтоб легче было выполнить главную задачу – попытаться добраться до пропавшего креста. К слову сказать, всё начиналось с прокурорской проверки, дальше цель не ставилась, но обстановка, как на фронте, внезапно осложнилась. Теперь уголовное дело нами возбуждено, появятся оперативные возможности и другие процессуальные рычаги… Я думаю, попытаемся добыть её величество – матушку истину.

– А что же Митрофан?..

– Ты о заговоре?

– Ну да?

– Определённо известно следующее. После того чепе, когда была обстреляна мирная демонстрация верующих, шум, конечно, пошёл. Но пострадало мало, а раненых кто считает? Однако архиепископ попал в чека на заметку уже по-серьёзному. Кировым перед чекистами была поставлена задача очистить город от врагов и всех подозрительных, так как белые были на пороге. Накануне, в марте, в городе действительно было подавлено восстание, вызванное сокращением хлебных пайков для рабочих, бушевавший тиф осложнил обстановку. Последовали массовые казни. Расстреливали в Кремле, прямо у стен. Не считались ни с кем, особого следствия не проводили. Обстановка была накалена до предела. Знал ли об этом Митрофан? Конечно. После подавления восстания он отслужил панихиду и осмелился назвать погибших невинно убиенными. Его проповедь не осталась без последствий, через десять дней после расстрела крестного хода у Кремля, седьмого июня в канун праздника Святой Троицы архиепископ совершил службу в Троицкой церкви и после службы остался ночевать у настоятеля этого храма. В первом часу ночи за ним пришли вооружённые люди, и он был арестован. Больше его на свободе не видели. Только через месяц, шестого июля в большом зале горисполкома на чрезвычайном объединённом собрании большевиков, членов Реввоенсовета председатель особого отдела Атарбеков объявил о разоблачении заговора. Заговор получил название «цианистый калий», потому как Атарбеков сделал заявление, что враги предприняли попытку отравить ядом Реввоенсовет и весь командный состав 11-й Красной армии. За два дня, с первое на второе июля, был арестован шестьдесят один человек, среди них в качестве главарей Атарбеков назвал архиепископа Митрофана и епископа Леонтия.

– И того взяли?

– Леонтий был арестован вместе с Митрофаном, также почти месяцем раньше, и на следующее утро уже весь город говорил об их арестах. К Атарбекову направилась толпа верующих с ходатайством об освобождении. Тот пообещал, потом передумал… отказал, начал грозиться, что арестует и самих просителей…

– Погоди, погоди! – Валерка сбросил одеяло и чуть не вскочил на ноги. – Эти два главаря месяц сидели в тюрьме, а арестовывать остальных начали через месяц? И только потом объявили о заговоре! Ты ничего не перепутал со временем?

– Заметил числа? А ведь я не зря их называл. Вот в этом ещё одна нелепость и на наш взгляд. Конспирацией эту глупость не назвать. Наоборот, мысли разбегаются. Одним словом, без материала того архивного дела, что в КГБ хранится под семью замками, похоже, задачи нам не решить. Георгий Александрович Атарбеков скелет спрятал в своём шкафу так, что не достучаться…

Верите – нет, не успел я этих слов досказать, из-за наших спин, с самой темени речки и береговых кустов метрах в пятидесяти вой волчий к нашим ушам дотянулся. Тихий совсем, словно прощавшийся, и всё смолкло. Мы так и замерли у костра, друг на друга уставившись, словно проверяя, не почудилось ли обоим, чтобы в дураках не выглядеть.

– Ты слышал? – выдавил из себя Валерка.