Владимир Ходаков - Что было до детективного агентства Фергюса Моррисона

Опять солдатня. Встретились мне на входе в публичный дом Присс. Три верзилы в форме рядовых пехоты. Слишком заняты собой т одной девкой, размалеванной белой краской. Либо они настолько близки между собой, либо не могут позволить себе шлюх больше, чем одну на троих. Вот она, участь дезертиров. Не сегодня-завтра последние монеты исчезнут из их красно-белых форменных карманов. И тогда район содрогнется.

Солдаты меня не заметили. Хотел плюнуть одному, особенно вонючему из этой троицы на надраенные до блеска сапоги. Сдержался. Проскользнул в тени и направился прямиком в свой угол.

Я лежал на циновке и размышлял под мирное посапывание Энн. Не иметь зацепок не значит начинать сначала. Ведь тогда у меня были кой-какие мыслишки. Сейчас нет. И как бы ни хотелось не навещать старуху, тем, более не имея на руках ни одного козыря, придется. Думаю, с этого и начну. проклятый четверг. Ворочается. Устала за день, бедняга.

Я подавил в себе позыв подойти и укрыть Энн простыней, сползшей за ночь туда, где у нее должна быть левая лодыжка. Все равно встал и поправил.

В полдень Ган имела привычку сидеть на террасе позади лавки в своем кресле. оно воняет старостью и плесенью, но не так сильно, как сама Ган. Я выспался, плотно отобедал стряпней с кухни Присс и потому был в довольно хорошем расположении духа. Решил, что в случае неудачной беседы поведаю старухе о планах Бюрре.

"Это ты, пройдоха. Где мое серебро?". Ган не знала о приветствиях, тем более о хорошем расположении духа.

Заметил кое-что странное. Неприметный мужичок по ту сторону улицы как бы невзначай поглядывает в нашу сторону. Я знал, что у него хорошо смазанный шестизарядный револьвер в кармане полосатых брюк. Не шпион. Охрана? Зачем Ган понадобился стрелок для защиты?

Я рассказал ей о том, что ничего не выяснил. Ган стара. Но отнюдь не глупа. Ей удалось сохранить какую-никакую ясность ума в свои девяносто лет. Кряхтя и ворча, она дала мне время до понедельника. Я видел беспокойство на ее лице. Не она здесь распоряжается временем.

Эта догадка поразила меня. Еле сдержался, чтобы не выпалить ее тотчас вслух. Ган кому-то должна.

Сомневаюсь, что это королевские сборы.

Тактично отказавшись от предложенной на обед похлебки для собак, я покинул старуху и поплелся в сторону территории лодочников. Я что-то упускаю.

С цыганами я изъездил всю страну. Они учили меня красть, ездить верхом. И как жить свободно даже в клетке. Среди них я не был изгоем. Я был счастлив. Семья барона относилась ко мне с теплом. особенно Михо. она любила танцевать и часами расчесывать свои синие волосы необыкновенной красоты. Если зверь может познать любовь, то это была она. Михо как весна. Или звонкий ручей. мы были почти ровесниками, но я считал ее старше и мудрее. Нам было интересно вместе. Михо гладила мою шерсть и бегала за хвостом. Я находил для нее земляные орехи и с утра до ночи раскачивал на растянутой между деревьями лозе. Лучшее время.

Когда мне исполнилось шестнадцать, а Михо – пятнадцать, ее продали жениху из другого табора. они кочевали по побережью океана, а сам жених, Юте, не имел передних зубов из-за цинги. Алмас говорил, что этот брак важен для нас. За Михо он получил пяток молочных жеребцов и новую кибитку. Михо плакала. Плакал и я, но без слез. Она умоляла меня сбежать вместе, до того, как мерзкий Юте дотронется до нее. Я не посмел. Не верил, что имею право на такое счастье. Михо назвала меня жалким трусом. Которым я и был.

Она обещала утопиться. Я знал, что этого не будет. Михо слишком любила жизнь. Но провести остаток ее дней с ненавистным ей человеком я позволить не мог.

Свадьбу играли летом, в самый длинный день в году. Михо надела непрозрачную фату, чтобы не показывать своих слез. Обе семьи веселились, пели и танцевали. Торжество проходило в дубовой роще, близ местечка Керлийбн. В детстве мы с Михо проводили там много времени. Я пил и танцевал со всеми. Веселился вместе с женихом, он оказался неплохим юношей. Называл меня пшалом.

Михо была прекрасна в тот вечер. А я перерезал горло ее жениху прямо во время танца.

Я с самого начала мыслил в неверном направлении. Лодочники не крали серебро Ган. они забрали чужое. Видать, сотрудничеству старухи с речными пиратами пришел конец, и они решили ее подставить. Если она не решила предать их первыми, и заключить союз с Бюрре. В духе подлой Ган. Пазл складывается, но картинка мне пока не ясна. Ведь я все еще надеялся, что здесь что-то более необычное, чем интрижка между преступными синдикатами.