Ольга Лаврова - Следствие ведут знатоки

— Напишите мне фамилию, имя, отчество и все остальные сведения о себе и своих близких.

Бродяга с усердием приступил. Шариковый карандаш в крупных пальцах умещался ловко, однако строчки чуть спотыкались, в них чудилась странная неправильность. Вероятно оттого, что Знаменский наблюдал их в опрокинутом виде. Или просто непривычное для человека занятие.

Просто? И можно избавиться от мороки? Нет, никак нельзя. Стало быть, не просто.

Минул месяц. Знаменский изучил каждую пору этого лица, каждую модуляцию голоса. Но по-прежнему не ведал, кто перед ним. Данные по Федотову подтвердились полностью. Даже школа, в которой учился, до сих пор на том месте стояла. По отпечаткам пальцев он не был зарегистрирован, значит, не судим. По словесному портрету в розыске не числился. Однако вчера Знаменский взял вторую отсрочку. Теперь, кроме районной и городской прокуратуры, пришлось бить челом и в республиканской, и только виза Скопина (молчаливо, но отчетливо выразившего при этом свое неудовольствие) убедила в необходимости нового продления следствия.

— Зинуля, мы впали в ничтожество! — ябедничал Томин в столовой. — Паша два месяца валандается с нарушителем паспортного режима!

— Что, занятный бродяга?

— Да видел я его — обычный врун и пропойца.

Знаменский разозлился.

— А ты видел, что на допросе ему было очень скучно? Если он раньше не судился, полагалось бы интересоваться следствием, а не зевать.

— Ну а еще? — это Зина вместо того, чтобы поддержать Томина.

— Есть и еще… разные мелочи. К тому же фотография, которую послали к нему на родину, вернулась неопознанной. Некому ее показать. Петр Федотов ушел из дому лет десять назад. Отец умер, старший брат тоже. А мать в прошлом году совсем ослепла.

— Знаешь, тут можно кое-что сделать. Пусть пришлют любую его фотографию, хоть детскую: я проверяю. Методом совмещения основных точек лица.

Томин выловил из компота щепку и воткнул в хлебный огрызок. Стакнулись! Одержимая парочка!

По дороге в Бутырку его осенило:

— Слушай, ведь у тебя есть Ковальский! Кто тебе лучше обрисует бродягу? Пятую неделю в одной камере сидят.

— Спекулировать на добрых отношениях с заключенным…

— Паша, что значит спекулировать? Ты спроси как умного, проницательного человека! Он же польщен будет, что ценишь его мнение! Ну?

— Там видно будет.

Снова дежурила Ниночка и снова припасла Знаменскому тридцать девятый кабинет. Томин в который раз подумал, что она очень мила. А то, что неравнодушна к Паше, так только сам он мог не замечать.

С Ковальским посмеялись над дурнем туристом, отвалившим бешеный куш за гайку. Но на следующем эпизоде он снова заосторожничал:

— Неужто был такой случай?

— Был.

— Пал Палыч, зачем мне бежать впереди прогресса? Вдруг у вас — извиняюсь — одно фу-фу, а я навешу на шею лишний эпизод!

— Двадцать второго августа сего года у бензоколонки на Трубной улице вы познакомились с шофером черной «Волги». Пообещав двадцать рублей, уговорили поехать к магазину «Автомобили».

— Да-да-да. Припоминаю… Всегда-то надеешься, как в песне поется, что никто не узнает и никто не придет. Но вот узнали и пришли. Так неприятно!

— Каким образом вы познакомились с покупателями?

— Пал Палыч, разве с покупателями знакомятся? Это они должны искать знакомства, иначе какое же доверие, — признав очередное поражение, Ковальский вдохновлялся воспоминаниями. — В тот раз дело было так. Подъезжаю к магазину. На меня смотрят. Это я здесь, — оттянул борт модного пиджака, — в рванье сижу. А там вышел — на мне ниточки отечественной нет! Всем ясно: прибыл собственник с личным шофером. Чтобы прощупать публику, мне требуется минута, ну, полторы. Примечаю двух «жучков». Насквозь вижу: в одном кармане — пачка купюр, в другом — липовая справка об аварии. Туда надо только проставить горзнак машины. Известна вам эта механика?

— Известна.

— Проходим мимо них к магазину, я и говорю своему шоферу: «Знаешь, — говорю, — до того мне надоела возня с запчастями, погляжу-погляжу да, пожалуй, продам машину-то, лучше на казенной кататься». Затылком чувствую — клюнули. Пока шофер за мои деньги покупает ерунду, я ухожу в машину. «Жучки» прямо лезут следом и показывают справку и деньги. Я отнекиваюсь, меня коварно соблазняют, во мне разжигают алчность! Наконец, я беру деньги.

— Сколько? — вклинился Томин.

— Выше государственной цены, Александр Николаевич.

— Дальше, Ковальский.