Андрей Молчанов - Кто ответит? Брайтон-бич авеню

Интересные результаты дала проверка рабочих на стройке. Даже не столько проверка, сколько допрос бульдозериста, заровнявшего траншею. В беседе всплыл факт: оказывается, он, студент, накануне перед убийством отпрашивался на занятия у бригадира. Свидетелей разговора рядом не было, только стояло неподалеку такси, и таксист копался в багажнике. Таксист был в клетчатых брюках, а машина — синего цвета. Не голубого, не фиолетового, именно синего. И вот что характерно: таксист вполне мог слышать разговор бригадира и студента-бульдозериста. Я убедился в этом, выехав на место. Допросил бригадира. Показания бульдозериста подтвердились, но выплыла дополнительная деталь: на заднем стекле у таксиста имелся какой-то обогреватель — аляповатый, самодельный, в виде неровных серебристых полос.

Скоренько проверили близстоящий дом. Таксист в нем проживал, но по данным не подходил: вообще в ту смену не работал, «в ношении клетчатых брюк не замечен» и так далее. Тогда подчиненные Лузгина получили на руки следующую схему: синее такси, серебристый обогреватель, клетчатые брюки, график работы.

— Разврат, а не работа, — сказали они. — Обычно, если такси — то неопределенного цвета, и все данные, а тут — палитра!

Спустя сутки передо мною лежала фотография некоего Коржикова Михаила, который сидел за рулем синего такси накануне убийства, обладал клетчатыми штанами и, наконец, подвозил установленную гражданку в интересующий нас срок к новостройкам по адресу ее постоянной прописки. Личные связи гражданки с Коржиковым после предварительного неофициального выяснения не подтвердились, но подтвердилась версия о наличии данных по Коржикову в наших картотеках, как дважды судимого за спекуляцию автомобилями.

«Волга», на которой ехал преступник, оставив в лесу трупы «гаишников», не соответствовала следам «Волги»-такси, однако, предположение о Коржикове, как пособнике убийцы, представлялось оправданным.

С таксистом я решил работать деликатно, сосредоточив всю имевшуюся в наличии оперативную мощь на его скромной персоне: где живет, с кем дружит.

Выяснилось: Коржиков активно околачивается в гаражном кооперативе неподалеку от дома, где и «шабашит» частным образом. Выездов в другие города не зафиксировано, круг привходящих лиц не установлен.

Последнее — понятно. Пять лет минуло после прибытия Коржикова из ИТК, жалоб на него не поступало, внимание естественным образом ослабилось… Вывод тоже ясен: внимание следует укрепить.

Я заканчиваю совещание оперативно-следственной бригады, люди шумно расходятся, в кабинете наступает тишина… Пора домой. Но уходить не хочется. Какая-то инерция прошедшего дня держит на месте, ощущение чего-то недоделанного.

Покуда Коржиков может пребывать в спокойствии. В причастности его к убийству доказательств — ноль. Лишь косвенные улики. О прямых же и речи нет. А их надо отыскать. Не ориентируясь на личные впечатления, на гипотезы, не конструируя, одним словом. А вот когда конструирование начинается, когда следователь идет по придуманной им же самим схеме, он подобен палачу, неторопливо вывязывающему прочный узел на петле… Знавал я таких… Их кредо — непоколебимая убежденность, будто ошибки неизбежны, а по высшему счету они все равно правы. Бывшие грехи подследственного или же чисто эмоциональная неприязнь к нему — большое подспорье в ведении дела для подобных конструкторов. Результаты же их достижений налицо: от откровенной ненависти безвинно пострадавших до хорошенького общественного мнения о вершителях правосудия в целом. И ведь действительно: встречаешься порой с людьми глубоко порядочными и сталкиваешься вдруг с их явным неприятием тебя как представителя органов, в которых видят они начало не столько правоохранительное, сколько карающее. Причем карающее слепо, чуть ли не механически.

Нагружен следователь, работает урывками сразу над десятком дел. В голове одно: быстрее бы закончить, уложиться по срокам, закрыть, сдать в архив или в суд, и вот получается иной раз: выходит из КПЗ — за недоказанностью, скажем, гордо поплевывая, — откровенный бандюга. А невиновный доказывает, что он не верблюд, лишь на суде или благодаря апелляциям.

А подарочки от подозреваемых или подследственных… Было недавно дело по взятке… Остановили работники ГАИ машину: грязную, битую, начали снимать номера. И сунул им хозяин червонец — отвяжитесь, мол. Тут его за взятку и оформили в ближайшем отделении, пришпилив червонец к протоколу. Отрицал он сначала, говорил — на штраф давал, а после сознался. Но как сознался? «Я же, — сказал, — и подумать не мог, что так обернется… Ведь брали же, и приучали давать… У меня в бюджете уже графа запланированная была: на ГАИ… И вдруг — нате, принципиальные!»