— Но общаться нам придется, поэтому, — толстяк хитро прищурился, — давайте придумаем прозвища. А что может характеризовать человека лучше, чем профессия? Поэтому вы, — толстяк обратился к верзиле, — отныне Лесоруб.
Верзила заморгал часто.
— Почему Лесоруб?
— А почему нет? — увильнул толстяк. — Вы, юноша… сидите, сидите… теперь Журналист. Вы, — легкий поклон в сторону лощеного, — Ювелир, не против? А за свою таинственность, — толстяк обратился к человеку в очках, — вы будете Детективом.
Все молчали.
— А меня зовите Доктором, — добавил толстячок. — Ведь я и есть ваш доктор.
Прохладный ветерок с озера пробежал по лицам, неуловимо стерев тот отпечаток независимости от окружающего мира, что присущ взрослым людям. Теперь перед толстячком сидели четверо больших детей, чем-то напуганных и бросающих взгляды в поисках мамы. Но они видели только Доктора.
— У каждого из вас есть проблема, с которой сами вы справиться не можете. Вы ждете помощи от меня, но разрешите сначала напомнить один анекдот. Супруги приходят к доктору, — толстяк усмехнулся и уточнил, — не ко мне, к другому. Спрашивают, как зачать ребенка. Доктор отвечает, что надо чаще… э-э… вступать в близость. Муж просит уточнить, и доктор описывает сам процесс, но до мужа не доходит. Отчаявшись, доктор просит жену лечь и показывает мужу на деле, как надо вступать с женой в близкие отношения. Тот говорит: «Доктор, спасибо. По выходным я буду привозить свою жену, а вот в будни ей придется приезжать сюда самой».
Даже темные очки не могли скрыть отвращения Детектива к древним анекдотам. Лощеный красавчик Ювелир уже привычно хмыкнул, а Лесоруб загрустил. Журналист хлопал глазами, усиленно делая вид, что до него дошло.
— Но вы, — Доктор посуровел, — ни в коем случае не должны уподобиться этому болвану-мужу. Свою проблему вам придется решить раз и навсегда, с моей помощью… а также, при поддержке ваших новых знакомых.
Ювелир снова хмыкнул. Очки Детектива не смогли скрыть подозрительности и недоверия. В глазах же верзилы Лесоруба зажглась надежда.
— Теперь, — толстячок потер руки, — разберемся, что каждый из вас здесь забыл.
Журналист запрыгал на стуле, как ученик, желающий в туалет, но Доктор оставил это без внимания.
— Начнем с вас, Лесоруб.
Верзила шумно сглотнул и махнул рукой.
— Валяйте, Доктор.
— Отлично, — усмехнулся толстячок. — Посмотрите на нашего нового друга и посочувствуйте.
Все поглядели на своего нового друга, но жалеть не торопились.
— Вам не понятно, — удивился Доктор, — чего может бояться человек, которому любой хулиган в темном переулке сам предложит закурить?
Все молчали, ожидая, когда Доктор сам расскажет.
— Наш новый друг панически боится…
Лесоруб закрыл лицо руками.
— … женщин!
Повисла пауза. Детектив снял темные очки, задумчиво подышал на них и поспешно водрузил на место. Ювелир хмыкнул два раза. Журналист, глядя на поникшего Лесоруба с искренним состраданием, пробормотал:
— О, как я вас понимаю. Женщины, они же… это страшные создания!
Лесоруб убрал руки от лица и посмотрел на юношу с неприязнью.
— Теперь вы, — Доктор указал на Ювелира. Тот весь подобрался и по инерции снова хмыкнул, но на этот раз не столь уверенно.
— Дорогая машина, дорогой костюм, часы такие, что мне самому не купить, — сообщил Доктор. — Не человек — а ходячий эталон успеха. Так что же гнетет вас? А вот все это и гнетет. Вы — раб дорогих вещей. Ваша страсть — обладание. Любая безделушка стоимостью в месячное жалование обычного человека вызывает у вас интерес, а уж более дорогие сущности сводят с ума. Но ведь нельзя объять необъятное, верно? Поэтому вы здесь.
— Как вы правы… — закивал Журналист Ювелиру. — Жизнь одна, и прожить ее нужно, чтобы все сдохли от зависти! Если выиграть, так миллион, если соблазнить, то королеву, — он наклонился к ботинкам Ювелира. — Это крокодиловой кожи?
Тот убрал ногу так резко, что под ним зашатался стул. Толстячок повернулся к Детективу.
— А вот вы ничего не боитесь. Но себя можно снедать не только страхами, но и подозрениями.
— Они меня преследуют, Доктор, — спокойным голосом сказал Детектив. — Этого даже вы не сможете отрицать.
— И вас тоже? — ахнул Журналист. — Поразительно. Я порой удивляюсь — зачем стольким людям желать зла конкретному человеку… мне, например. Какая-то эпидемия.
Ювелир хмыкнул.
— Остались вы, юноша, — обратился толстячок к Журналисту. — С вами просто. Чрезмерная пластичность личности. Вы принимаете к сердцу беды окружающих вас людей, но для вас не существует другого способа понять чужую проблему, кроме как пережить ее самому.
Читать дальше