— Тише-тише-тише… тише-тише-тише… тише-тише-тише…
Он внезапно осознал, что мать плачет вовсе не из-за Роба. Просто она очень боится потерять его, Сашку.
* * *
Утро не радовало. Каждый новый день оно припозднившимся гулякой входило в дом — шумно, громко, ярко, нисколечко не считаясь с тем и кто еще спит. Оно бесцеремонно лезло в лицо горячими солнечными лучами, громко разговаривало о чем-то птичьими голосами и нагло пыталось согнать людей с мягких перин и матрасов. Но сегодня Сашка встретил утро, что называется «на ногах» и увидел, как оно приходит на самом деле — уставшее, не выспавшееся, серое после долгой, наполненной различными излишествами ночи. Да, утро определенно не радовало.
Весь остаток ночи трезвонили телефоны; металлическим звонком — домашний, и какой-то старой песней Пугачевой — мамин мобильный. В промежутках между звонками мама много курила но больше уже не плакала. Не знающий куда себя приткнуть Сашка приносил ей воду, поминутно разогревал куриный суп, в надежде, что мама проголодается, а под утро, по собственной инициативе, даже сгонял в ларек за минералкой и сигаретами. Увидев блестящую запечатанную пачку «Мальборо», мать вполсилы отвесила Сашке подзатыльник, но сигареты все же взяла.
Когда окончательно рассвело, вернулись отец и дядька Василий, — мрачные, смурные, отяжелевшие взглядом и осанкой. Отец сразу отправился переодеваться — второпях он уехал со «скорой» в одних лишь старых спортивках, майке и тапочках.
Смотреть на дядьку Ваську, сгорбившегося, свесившего огромные руки едва не до пола, было просто невыносимо. Он все стоял и стоял посреди прихожей, бессмысленно глядя под ноги, и нижняя челюсть его то и дело начинала трястись, точно этот великан силился что-то сказать. Машинально сграбастав подошедшего племянника, он прижал его к твердой бочкообразной груди так сильно, что у Сашки затрещали кости. Племянник обнял дядьку в ответ и, стараясь не обращать внимания на ноющие ребра, терпеливо ждал, пока родители не отведут Василия в сторону.
— Сашуль, мы с папой к дяде Васе поедем. Ему сейчас помощь понадобится, нужно… — мама замялась, не дав сорваться с языка неприятному слову, — слову, за которым остаются только подгнившие цветы, тлен и медленное забвение.
— …похороны… — выдавила она наконец, — нужно похороны организовать, поминки, сам понимаешь. А за тобой бабуля присмотрит, хорошо?
— Мам, ну что я, маленький?
— Большой, большой, — грустно улыбнулась мама. — Не спорь, ладно? Баб Катя тебя хоть покормит по-человечески. Мы, скорее всего только завтра вернемся.
Взрослые собрались и уехали. Осунувшийся дядька Василий даже забыл попрощаться с племянником; так и вышел, повесив голову, по пути сильно ударившись плечом о дверной косяк, но, кажется, даже не обратив на это внимания. Сашка смотрел в окно на отъезжающую «Ниву», похожую на грустного четырехколесного жука, и тихо радовался, что не останется один. Он вообще любил, когда бабушка Катя приходит в гости, — единственного внука старушка холила, лелеяла, и, судя по всему, собиралась откормить до размеров покойного Барабека, — а сегодня общество близкого человека было Сашке просто необходимо.
Есть мнение, что бабушки существа медлительные, почище иных черепах. Так вот бабушка Катя это утверждение опровергала одним своим существованием. Не прошло и четверти часа с момента отбытия взрослых, а баба Катя уже стояла в дверях квартиры, с двумя холщовыми сумками, забитыми различной снедью.
— Горе-то, горе-то какое! — вместо приветствия пробормотала она, на ходу целуя внука в щеку и скидывая стоптанные туфли. — Отмучался Робка, земля ему пухом.
Не смотря на рост сто шестьдесят сантиметров и «птичий» вес, баба Катя умудрялась занимать очень много места. Позволив внуку дотащить сумки до холодильника, бабушка решительно отправила Сашку отсыпаться, и в момент заполонила собой все пятнадцать квадратных метров кухни. Сашка еще не дошел до своей комнаты, а вслед ему уже неслась сопутствующая каждому бабушкиному появлению симфония, лидирующие партии в которой исполняли гремящие кастрюли. Никакие катастрофы не в силах изменить бабушку Катю, подумал Сашка, улыбнувшись впервые за бесконечно долгие сутки. И это, наконец, убедило его в том, что мир в порядке, возможно даже большем, чем был раньше. Что все действительно хорошо, и горе дяди Василия не бесконечно. Что вскоре все вернется на круги своя, и чтобы процесс возвращения прошел как можно быстрее, ему действительно необходимо выспаться. Хотя бы немного.
Читать дальше