Диана Чемберлен - Умелая лгунья, или Притворись, что танцуешь

– А меня зовут Стейси, – со смехом восприняв формальную церемонность такого знакомства, ответила Стейси, пожимая руку моей матери.

В школе Стейси казалась мне какой-то другой, хотя я не понимала пока, что же в ней изменилось. По плечам ее по-прежнему рассыпались невероятно блестящие и прямые черные волосы, густая длинная челка едва не касалась ресниц. И сами ресницы, обрамлявшие ее почти черные глаза, отличались поразительной густотой и длиной. Мальчишки в школе не могли отвести глаз от ее фигуры, и сейчас розовая майка и белые шорты великолепно подчеркивали ее достоинства. И хотя на мне был почти такой же наряд – только майка голубая, а не розовая, – я ощущала себя… ну, не то чтобы уродиной, но, честно говоря, невзрачным и тощим, плоскогрудым очкариком. По сравнению с ее волосами моя шевелюра выглядела как буйные заросли, и еще я терпеть не могла усыпавшие мой нос веснушки. Впрочем, кое-что в моей внешности мне нравилось: своеобразные голубые глаза, доставшиеся мне по наследству от семьи Арнетт. Светлые голубые радужки окружали темно-синие, почти черные каемочки. К сожалению, из-за очков этой особенности было почти не видно, но сама-то я, по крайней мере, знала о ней. И тем не менее сейчас, стоя рядом со Стейси и особо ощущая свою невзрачность и худобу, я вдруг пожалела, что пригласила ее, хотя понимала, как это подло с моей стороны. Она же не виновата, что природа не одарила меня такой же красотой.

– Ты любишь энчилады? – спросила мама, когда мы вошли в дом.

– Я обожаю мексиканскую кухню! – воскликнула Стейси.

– Отлично, – сказала мама. – Пока я готовлю рис, вы, девочки, можете заняться салатом.

Я испытывала неловкость рядом со Стейси, когда мы крошили помидоры и рвали латук для салата. С другими подружками я могла бы запросто поболтать, но, мало зная интересы Стейси, я не могла выбрать подходящую тему… можно, конечно, было поболтать о «Нью Кидс», но мне не хотелось заводить разговор о них при маме, поэтому мы хранили молчание.

Мама достала из духовки энчилады и поставила противень на пару подставок.

– Расселл! – оглянувшись к выходу из кухни, призывно крикнула она. – Ужин готов!

Мы со Стейси перетащили все блюда в столовую и уже сидели там, когда Расселл привез моего отца и подкатил его коляску к столу. Увидев папу в инвалидной коляске, Стейси явно растерялась, и на лице отразилось удивление.

– Ты, должно быть, Стейси. – Папа улыбнулся ей, и она быстро восстановила спокойствие.

– Да, – ответила она со своей очаровательной улыбкой.

– Меня зовут Грэхем, – представился он и, кивнув в сторону Расселла, добавил: – А это Расселл.

Сегодня вечером папа с Расселлом оделись как близнецы, оба в черных футболках и джинсах.

– Меня сегодня пригласили в гости, – стоя за коляской отца, сказал Расселл, взглянув на меня. – Может, Молли, ты возьмешь на себя роль хозяйки?

– С удовольствием, – ответила я, отталкивая стул и вставая из-за стола.

За ужином папу обычно кормили мама или я, а Расселл зачастую брал на себя заботы о завтраке и обеде. Ужин, по мнению моей мамы, должен был проходить в семейной обстановке, и меня это вполне устраивало. Я отлично успевала одновременно есть сама и кормить отца. Обойдя стол, я села рядом с отцом, развернув стул вполоборота к нему. Стейси сидела напротив нас, а мама устроилась во главе. Чувствуя, что Стейси смотрит на папу, я заправила салфетку ему за воротник.

– Так давно ли вы, девочки, знакомы? – спросил папа.

Мы со Стейси переглянулись.

– Вроде как два года, – ответила она. – Моя семья переехала сюда из Вашингтона, штат Колумбия.

– Большая перемена, – заметила мама, положив на тарелку парочку энчилад и передавая ее Стейси.

– Огромная, – подтвердила Стейси, взяв тарелку. – Я точно попала на другую планету. Но мне нравится. И ребята здесь славные. – Она улыбнулась мне, и мне стало стыдно за то, что я пожалела о своем приглашении.

– Братья и сестры? – коротко спросил папа.

– Две сестры и брат, – ответила она. – Все старше меня.

– Вот как, наверное, они баловали тебя? – предположил папа.

– Вы шутите? – Она рассмеялась. – Только и делали, что изводили меня!

Мама передала мне папину тарелку, и я боковой стороной вилки отделила для него кусочек лепешки.

– Чем же они изводили тебя? – спросил он и взял в рот кусочек энчилады с вилки.

– Ну, они жестоко дразнили меня и вечно пытались сваливать на меня ответственность за свои проделки. Безнадежные неслухи.