Эдуард Тополь - Убийца на экспорт

– Smoking или нет? – подлетел к Николаю верткий официант, тоже определив в нем русского с первого взгляда, несмотря на все его западные шмотки.

– Курю, – сказал Николай, и официант посадил его за столик в секцию для курящих, хотя деление было, прямо скажем, условное – за соседним «некурящим» столиком сидела семья с детьми. Николай заказал солянку, шашлык и пиво и спросил у официанта как бы между прочим:

– Натан будет сегодня, не знаешь?

Официант посмотрел на него с оторопью:

– Какой Натан?

– Ладно, извини, я спутал…

Солянка действительно оказалась классной, Николай даже не подозревал, что он так соскучился по настоящей русской еде. Но он приехал сюда не ради солянок и не для того, чтобы смотреть, как евреи, выбрасывая ноги, танцуют «семь сорок» под оглушительную музыку. Он вышел в тамбур-вестибюль, подошел к окну раздевалки и в упор спросил у фиксатого:

– Где зэчил, кореш?

Тот посмотрел на него долгим взглядом, потом сказал:

– Игарка. А ты?

– Коми и Мангышлак. Два срока.

– А тут на гастролях? Или совсем? – Фиксатый протянул ему пачку «Мальборо».

– Кореша ищу, – уклончиво сказал Николай, беря сигарету. – Может, знаешь его? Натан…

– Кто? Кто? – Фиксатый вдруг закашлялся.

– Натан, – повторил Николай. – Он говорил, что тут кантуется. На солянку меня приглашал. Может, свистнешь его? У меня к нему дело.

– Гм… – откашлялся фиксатый. – А как сказать? Кто спрашивает?

– Просто скажи: из Москвы, знакомый. Пусть ему сюрприз будет. Лады?

Фиксатый кивнул, и Николай, довольный своей удачей, вернулся в зал. Там оркестрик уже гремел «Москву златоглавую». А в раздевалке фиксатый порылся в картонном ящике под стойкой и извлек из-под нард и порножурналов пожелтевшую газетку «North Shore News». На ее первой странице было фото Николая Уманского. Фиксатый снял телефонную трубку и набрал номер.

В спешащем в аэропорт «бьюике» 35-летний рыжий бородач снял трубку зазвеневшего радиотелефона.

– Что? – сказал он изумленно. – Иди ты! Сам пришел и Натана спрашивает? Скажи ему, что как раз сейчас он прилетает из командировки. – И сам рассмеялся своей шутке. – Да, да, пусть сидит и ждет!

И, положив трубку, радостно стукнул рукой по рулю:

– Бинго! Очко!…

В 15.20 он вышел из прокуренного самолета «Аэрофлота» и в потоке пассажиров оказался в зале таможенного контроля. Кроме куртки и небольшой спортивной сумки, у него ничего не было. Он предъявил таможеннику эту сумку, декларацию с прочерками «не болел… не имею…» и паспорт с туристской визой.

– Thank you, Mister Konkin. Welcome to America!

Он шагнул из таможенного зала к двери в Америку, и эти двери автоматически распахнулись. За дверью стояла толпа людей, они держали над головами таблички с надписями: «Маня, я здесь!», «Горин, с приездом!» и т.п. Не успел он сделать и двух шагов, как рыжий бородач, державший над головой табличку «Конкин», торопливо шагнул ему навстречу.

Тем временем в «Садко» фиксатый гардеробщик подошел к столику Николая и сказал:

– Тебе повезло, кореш. Он скоро будет.

– Спасибо. Пива выпьешь со мной?

– Пива можно, – охотно согласился фиксатый и сел.

Миновав дорожные развязки, они выскочили на гудящее от машин шоссе. Мелькали гигантские рекламные стенды – «Toyota», «SONY», «Finlandia». Потом вдали, поверх деревьев и крыш, Конкин увидел знакомые по кино очертания американских небоскребов. Но рыжий бородач свернул под указатель «Brooklyn-Queens Express Way» и поехал на юг от этих небоскребов.

Конкин вопросительно взглянул на него, но смолчал. А тот, поймав этот взгляд, сам объяснил:

– Дело есть в Бруклине. Срочное. До главной работы. Тебе лишний кусок не помешает? Зелеными! Заодно Брайтон посмотришь…

– Два, – сказал Конкин.

– Что «два»? – не понял водитель.

– Мне в Москве сказали – два куска.

– Это за главную работу. За завтра. А сегодня – так, левая халтура.

– Мокрая?

– Ну, само собой!

– Два куска.

Все-таки они выпили и водки. Причем фиксатый Борис сам притащил из кухни запотевший графинчик «Абсолюта» и закусь – соленую капусту, холодец и салат «оливье». После второй рюмки они выявили общих московских знакомых, а после третьей обнаружилось, что и судьбы их схожи – в 1952 году, во время последней волны сталинских арестов, родителей Бориса арестовали, а его, трехлетнего, отправили в детдом для детей «врагов народа». Там ему дали новое имя и фамилию, и он уже никогда не видел своих предков, а стал уличным «щипачом». Правда, на этом сходство их судеб кончалось, потому что в 1979-м, перед концом своего срока, Борис прямо в лагере получил от «кума» ультиматум: или в эмиграцию по еврейской визе, или новый срок. Так он оказался в Америке.