Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

— А как же приятель?

— Не знаю, — Алик усмехнулся. — Отец после отсидки с ним не встречался.

— Хороший дом, — оценил Александр. — Если бы в нем жили, и не заболел бы, может быть, Иван Павлович.

— Заболел бы все-таки, Саня. Я их разговор с матерью нечаянно подслушал. Ему там легкие отбили. Как вышел, так сразу обнаружился туберкулез. А вот странное дело: во время войны чувствовал он себя вполне прилично. Да ты и сам помнишь.

С пригорка они спустились к развилке Ленинградского и Волоколамского шоссе и мимо генеральского дома дошли до перехода к станции метро. Постояли перед прощанием.

— Нашел убийцу того, который в Тимирязевском лесу?..

— По-настоящему руки не доходят. Текучка, суета, другие дела.

— Конечно, если б убитый секретарем райкома был, ты только этим делом и занимался бы. А то — уголовник уголовника убил. Пусть себе счеты между собой сводят. Даже лучше. Меньше преступного элемента.

— Чего ты вскинулся вдруг, Алик?

— Я не вскинулся. Я две картинки вдруг увидел — так отчетливо, что сердце заболело. На колеблющихся ножках, шагает, падая прямо к маме в руки, веселый беззубый младенец, и мать смеется от счастья. И другая: лежит на грязном снегу, с дыркой во лбу уголовник, который никому не нужен. А младенец, пускавший пузыри, и уголовник, коченеющий на морозе, — один и тот же человек.

— Все мы были ребенками, и вот что из ребенков получается.

— Ты мне леоновское «Нашествие» не цитируй! Скажи: как можно — отнять у человека жизнь?!

— Вчера, Алик, во время задержания, я тоже убил человека, — без эмоций признался Александр. — Потому что нельзя было не убить.

…День был ярок. Молодое весеннее солнце придавило глаза. Александр, чисто вымытый, сухо вытертый, сощурившись, глянул на небо, перевел взгляд на пивную, примостившуюся у входа в баню. У пивной стоял Виллен Приоров и с чувством допивал вторую кружку.

— Здорово, пивосос! — обрадовался Александр. — Прогуливаешь?

— Привет, — сказал Виллен. — Обеденный перерыв.

— Что же здесь? Твою пивную закрыли?

— Там начальство шастает иногда. Смущать не хочу. Виллен работал младшим научным сотрудником в одном из исследовательских медицинских институтов.

— Поймал убийцу-то из Тимирязевского леса? — спросил Виллен.

— Поймаю! — мрачно буркнул Александр. Надоели до тошноты однообразные дурацкие вопросы.

— Ты их не лови, Саня, ты их стреляй. И тебе хлопот меньше, и людям полезнее. А то ты их посадишь — глянь, кто-нибудь преставится, опять амнистия. И опять ты в мыле, днем и ночью. Головой работаешь, за ноги-руки их хватаешь, в узилище тащишь… Перпетуум-мобиле какой-то, Санек. А ты зри в корень.

— И что в корне?

— Суть. А суть в том, что многие и очень многие не должны жить на этой грешной и без них, этой терпеливой земле.

— А ты должен жить на этой грешной земле?

— Разумеется, — со смешком ответил Виллен.

Александр глянул на часы.

— Ну, мне пора, — он пожал Виллену руку.

— Так ты пристрели убийцу, доставь мне такую радость! — крикнул ему вслед Виллен.

День выдался — что по нынешним временам редкость — почти без происшествий, и Смирнов добил, наконец, злополучное дело. Закрыв последнюю страницу, он стукнул кулаком в стену. Подразделение в составе Сергея Ларионова и Романа Казаряна явилось незамедлительно.

— Ознакомился, — с гордостью сообщил Смирнов. — Теперь вместе помозгуем.

— Мозговать рано. Данных маловато, — возразил Казарян. — Мы для начала покопали сверху. Сережа — по основным фигурантам, я — по малолеткам и свидетелям. С кого начнешь?

— Сережа, давай-ка ты, — решил Смирнов.

— Я прошелся по семерым. Пятеро законников: Георгий Черняев, он же Жорка Столб, Роман Петровский, он же Ромка Цыган, Алексей Пятко, он же Куркуль…

— Да знаем мы их всех! — не выдержал Роман. Не ценил он дотошность и систему, любил налет на обстоятельства и озарение.

— Не перебивай, — спокойно, как привык это делать, осадил его Ларионов. — Продолжаю, Леонид Жданов, он же Ленька Жбан, и Самсонов, он же Колхозник. Я специально их перечислил по порядку иерархической лестницы. В этой банде никто из них за время пребывания в уголовном мире по мокрому делу не проходил. Правда, Цыган привлекался к ответственности за драку с телесными повреждениями. Все москвичи, за исключением Столба, проживающего в Костине Московской области.

— Потомок, следовательно, колонистов знаменитой болшевской колонии, — не выдержав, прокомментировал Казарян.