Анатолий Степанов - Скорпионы. Три сонеты Шекспира. Не рисуй черта на стене. Двадцать один день следователя Леонова. Кольт одиннадцатого года

— Покажи.

Она положила на стойку кольцо с зеленым камнем. Подошел Казарян, глянул на кольцо через Сашино плечо, удивился:

— Вполне приличный изумруд. Вполне, вполне.

— Изумруд не изумруд, а на золоте — проба.

— Сколько ты ему за кольцо отвалила? — ласково спросил Александр.

— Я не покупала, я в залог. Сто пятьдесят ему налила.

— Ты мне зубы не заговаривай. Сколько?

— Двести рублей.

— Вот и ладушки. А теперь — по порядку, и не торопись, с подробностями.

Не в первой. Дуся рассказывала гладко, как под протокол.

— Часов в двенадцать явился. Тихий такой, спокойный. Постоял в дверях, осмотрелся и — ко мне. «Дусенька, — говорит, — край. Срочно к сестре ехать надо, а, как на грех, ни копейки. Возьми у меня кольцо, последнюю память о матери. Слезьми обливаюсь, но продаю». Столковались на двух сотнях. Я ему сто пятьдесят налила и кружку пива. Отошел он к столику, за которым Кащей стоял, выпил свои сто пятьдесят, поговорил с Кащеем, и они ушли. Все.

— Чемодан при нем был?

— Явился-то без чемодана. А потом, когда они вышли, я в окно глянула. Вижу: с чемоданом идет. Значит, в тамбуре его оставлял.

— Кащей — это Серафим Прохоров?

— Он самый, Санечка.

— Наказала ты себя на двести рублей, — посочувствовал Александр и осторожно спрятал кольцо во внутренний карман. — Тронулись, Рома.

…На углу Красноармейской возвышалось монументальное здание клуба летчиков — бывший ресторан сомнительной репутации «Эльдорадо». Напротив соперничало с ним шиком конструктивистское чудо — жилой дом работников авиации, в первом этаже находился гастроном. Заглянули туда. В винном отделе Смирнов спросил:

— Кащей сегодня водку брал?

— А когда он ее не берет? — вопросом на вопрос ответила ленивая продавщица.

— Сколько бутылок взял?

— А кто ты такой, чтобы тебе отвечать? — не могла перейти на ответы женщина.

Александр развернул удостоверение. Продавщица с удовлетворением усмехнулась:

— Достукался, значит. Три пол-литры он взял. И не сучка, а «Московской».

— Гуляет, выходит, ну будь здорова, тетка! — пожелал Александр и направился к выходу. Примолкнувший Казарян уважительно двинулся за ним.

Во дворе кащеевского дома женщина рубила дрова.

— Серафим дома? — спросил Смирнов.

Женщина воткнула топор в колоду, заправила под платок высыпавшиеся из-под него волосы и ответила недобро:

— Где ж ему быть? Если не в пивной, то дома.

Казарян огляделся. Обычный московский окраинный, полусельский дворик. Косые сараи, индивидуальные поленницы, чей-то курятник, собачья будка без собаки.

— Как к нему пройти?

— По лестнице на второй этаж. Комната направо.

Казарян переложил пистолет в карман.

— Что ж, правильно, — кивнул Смирнов, но свой оставил под мышкой. — Начнем, помолясь.

Казарян ударом ноги открыл дверь и влетел в комнату. Следом вошел Смирнов и прикрыл дверь.

За столом сидели двое, пили. Но сейчас отвлеклись от хорошего занятия: смотрели на вошедших.

— Оружие на пол! — приказал Смирнов.

Кащей молчал, улыбаясь длинной застывшей улыбкой. Второй ответил спокойно:

— Оружия не ношу. Мне отягчающих не надо.

— Пощупай его, Казарян!

— Встать! — велел Казарян, и неизвестный гражданин послушно поднялся. Под мышками, под ремнем спереди и сзади, по карманам, в промежности, по голенищам скоро и умело проверил Роман и доложил, что не врет неизвестный. Пусто.

Смирнов демонстративно вытащил пистолет, ногой придвинул табуретку, сел:

— Иди позвони, Рома! Чтобы сразу подавали.

Роман вмиг ссыпался по лестнице. Не снимая с лица улыбки, Кащей сказал:

— Я тебя помню, Александр.

— Я тебя тоже, Серафим Николаевич.

— Выходит, вора из тебя не получилось, и ты решил в цветные перекраситься.

— Выходит, так, Кащей.

Разговор иссяк. Маялись в ожидании. Первым не выдержал неизвестный гражданин:

— За что тормознул, начальник?

— За кражу квартиры на Скаковой.

— Ошибка вышла, начальник. Не был я там и знать ничего не знаю.

— Зато я знаю.

— Вещички-то нашел, начальник?

— Не искал пока.

— Вещичек нет — кражи нет, начальник.

— А мне многого не надо, по малости обойдусь. Одного колечка от Дуськи хватит.

Теперь все замолчали окончательно. Бывал в таких норах Смирнов и часто бывал. Нищета закоренелого пьянства: неубранная кровать, грязное тряпье вместо постельного белья, подобранная на помойке мебель. Господи, а запах!

Зашумела под окном машина: Казарян загонял прямо во двор.