А с другой стороны, и за ножом бежать недалеко, от беседки до подъезда метров пятнадцать, не больше.
— Ты на кого, малек, прешь? На кого пивом дышишь? На кого балон катишь? — заорал Рустамов — нервы у него не выдержали. — Я тебя в пыль превращу!
Но Морозов лишь презрительно скривил рот:
— Пошел ты!..
Рустамов отшвырнул пустой стакан — все-таки он был уроженцем Кавказа, человеком эмоциональным, — и произнес дрожащим голосом:
— Значит, так… Значит, так… Завтра придут двое моих друзей, поставят тебя в позу и используют, как осла. Понял? Я по-соседски не могу, а они могут… Понял?
Морозов помрачнел — он знал дружков Рустамова, которые не брезговали «мальчиками», ничего не ответил. А Рустамов, победно улыбаясь, понял, что наконец допек этого пацаненка, — помахал рукой, провозгласил громко:
— Чао-какао! — И с этими словами покинул беседку.
— Я эту суку убью, — тихо пробормотал Морозов. — Сегодня же убью!
— Да перестань ты обращать на него внимание, — пробовал успокоить Морозова приятель, — дурак есть дурак… Завтра протрезвеет — другим будет. И мы будем другими.
— Таких людей, как Рустамов, только ножик с хорошим лезвием и успокаивает, — угрожающе бормотал Морозов. — Скажи, Вик, ты мне друг?
— Друг, — согласно наклонил голову Орлов.
— Тогда ты мне поможешь убить его.
— Ты что?!
— Ничего. Ты все слышал… Я больше ничего повторять не буду.
Час был уже поздний, разбойный — полночь, выпивохи и не заметили, как прошло время, от чудного вечера с огромным плавящимся солнцем не осталось даже следа — утонуло светило в Волге, злобно гудели осенние комары, и пора было отправляться по домам. Но Морозову было не до сна. Он кипел от ярости.
Сбегав домой, он схватил на кухне два ножа — обычные, столовые, которыми пользуются в каждой семье, чтобы порезать хлеб, мясо, почистить картошку и рыбу, нашинковать капусту, один нож с деревянной ручкой, другой с пластмассовой, — и стремительно вымахнул на улицу. Морозов торопился, боялся, что Рустамов исчезнет…
Один нож Морозов оставил себе, другой сунул приятелю.
— Держи!
— Зачем? — попробовал тот уклониться.
— Ты друг мне или портянка?
— Друг, друг, — нехотя пробормотал Орлов и взял нож.
Было уже десять минут первого, улица затихла совсем, лишь откуда-то издалека, из ресторана, доносилась едва различимая, сдавленная расстоянием музыка.
— За мной! — скомандовал Морозов и трусцой припустил в темноту.
Рустамов на свою беду еще находился на улице.
— Эй! — крикнул Морозов. — Чернозадый! Поговорить надо!
— Чего-о-о? — Рустамов отмахнулся от Морозова, будто от червяка, добавил несколько матерных слов.
У Морозова перед глазами полыхнуло пламя. Он схватил бутылку, валявшуюся на земле, и, подпрыгнув, что было сил грохнул ею о рустамовскую голову, угодил в темя. Рустамов вскрикнул, схватился руками за голову и повалился на землю. Морозов ударил его ногою по животу, потом добавил еще, потом еще — по груди и животу, по ребрам, — криком подогнал Орлова.
— Бей! Чего стоишь?
Орлов неохотно ударил лежащего Рустамова, затем, заводясь, почувствовав вкус крови, ударил еще раз и через минуту уже вовсю молотил лежащего человека, азартно ахал, крякал, вскрикивал — ну будто лихой драчун из американского кино. И тем более было приятно бить, что они, малолетки, завалили взрослого мужика. Рустамов несколько раз, приходя в себя, пробовал подняться, но они не давали ему встать. Когда надоело бить ногами, пустили в ход ножи.
Ножами били в основном в лицо, в шею, били в живот, били в бока. Били до тех пор, пока не выдохлись. Выпрямились, вытерли проступивший на возбужденных лицах пот.
— Все, хватит! — Орлов помял пальцами поясницу. Вздохнул устало. Пусть отдыхает. В следующий раз не будет язык распускать.
— Надо же, меня хотел использовать, как ишака! — не выдержал Морозов. — А, Вик?
— Как осла… Наплюй и забудь об этом!
Они ушли и уже было попрощались, как Морозов неожиданно озабоченно потер пальцами лоб.
— Слушай, Вик, а ведь чернозадого надо добить!
— Зачем?
— Не понимаешь разве? Он завтра поскачет в милицию на одной искалеченной ноге.
— Да-а? — неверяще протянул Орлов.
— А как ты думал? Лучше всего будет, если он никогда никому ничего не скажет.
Они вернулись к лежащему в траве Рустамову и снова взялись за ножи. Били до тех пор, пока Рустамов перестал подавать признаки жизни — валялся на земле с открытым ртом, не хрипел, не стонал, не ругался…
Читать дальше