Юлия Алейникова - Медальон с пламенем Прометея

Лучшая подруга Зинаиды Зыковой, Дуська, как ее неуважительно называла Анфиса Тихоновна, проживала на улице Салтыкова-Щедрина в красивом большом доме с огромной пышной аркой посреди фасада, почти не пострадавшем от бомбежек.

– А вы к кому? – весьма развязно встретила майора хозяйка квартиры.

Евдокии Мальцевой на глаз было лет тридцать пять, выглядела она на все тридцать восемь, а по паспорту значилось тридцать три. Усталые глаза, несвежая кожа, пестрый платок поверх бигуди и длинный потрепанный халат, из-под которого нескромно выглядывала сорочка.

– Евдокия Сидоровна?

– Ну, я.

– Майор Долгушин, Ленинградский уголовный розыск, – вытаскивая из кармана корочку, представился майор.

– Из-за Зинки, что ли? Ну, проходите.

В комнате было сумрачно из-за задернутых штор и душно. Пахло табаком, немытой посудой и грязным бельем, такой специфический запах, который витает в квартире после бурной гулянки. Но ни грязной посуды, ни неприбранной кровати в комнате не наблюдалось. Стол был пуст, стулья стояли на своих местах, буфет заперт, рояль закрыт. Хм…

– Садитесь, – кивнула на диван хозяйка, устраиваясь за столом. – Не могла Зинаида этого сделать, не могла, – закуривая, решительно проговорила Евдокия Сидоровна. – Афанасия она, конечно, не любила, да и кто такого полюбит? Но жила за его счет и дальше собиралась, а любовей у нее и на стороне хватало. И потом. У нее мать на инвалидности, так Зинка всю семью на себе волокла, со школы подрабатывала, а когда за Афанасия вышла, сперва девчонок с матерью приодела, а потом уж сама, – с охотой рассказывала хозяйка. – Нет, у нее, конечно, и до Афанасия были мужчины, подарки делали, в рестораны водили, но замуж никто не брал. Я уж и то ей говорила, чтобы заканчивала скакать как стрекоза. Так и жизнь вся пройдет, а на старости лет кому ты нужна будешь? – покачивая носком домашней туфли, рассуждала Евдокия Сидоровна. – А тут как раз и Афанасий нарисовался. Я ей сразу сказала, иди, не думай. Я вот со своим Яковом Абрамовичем уже шесть лет живу, он у меня в ювелирной мастерской работает. Да, не Аполлон и в годах уже, но зато сыта, одета, обута и даже сын растет, Юрка. Не от мужа, конечно, но он-то этого не знает, – криво усмехнулась Евдокия Сидоровна. – Так что Зинаиде мужа убивать смысла не было. Из-за денег? Так он ей ни в чем не отказывал. Из ревности? Не смешите меня! К кому этого старого борова ревновать. Из любви? Так Зинаида не любила никого, с тех пор как ее жених бросил. У нее словно сердце умерло, так изменилась. Я ведь ее давно знаю, только раньше мы не дружили совсем, а теперь вот… Так что не там ищете, дорогой товарищ майор.

– Ну а любовник у Зинаиды Зыковой был?

– Был. Майор один, только помоложе вашего. Он сюда в командировку приехал, да в Зинаиду и влюбился. Ему уезжать скоро, стал ее замуж звать, только она ни в какую. И правильно, нашел дуру, богатого мужа, Ленинград, отдельную квартиру, театр менять на комнатушку где-то в тайге в гарнизоне.

– А он что же?

– Не знаю. Спросите у него. Его Вадим зовут, фамилия Снегирев, он, кажется, артиллерист. А может, нет? Я что-то не помню, а вы у Зинаиды спросите, она же у вас сидит, вот и поинтересуйтесь, – язвительно усмехнулась Евдокия Сидоровна. – А вообще, любите вы, мужики, бескорыстных дур, чтобы ради вас в ссылку, в Сибирь, на рудники, а сами, чуть что, хвост поджали – и в кусты. Мерзость, – совсем другим, горьким тоном заметила Евдокия Сидоровна.

– Ну, не стоит всех под одну гребенку ровнять. И потом, что касается рудников, вам уж это точно не грозит, – отбрил ее в ответ майор.

– Не ваша в том заслуга, – резко бросила в ответ Евдокия Сидоровна. – Меня тоже, как и Зинку, жизнь научила. Тоже попался такой вот бравый вояка. Букеты, конфеты, я тебе подарю луну и звезды, навеки вместе, весь мир к твоим ногам. А когда я забеременела, только его и видели, смылся-испарился. А я, дура малолетняя, осталась в восемнадцать лет с ребенком на руках.

– Но не погибли же.

– Нет. Ребенок умер. – Голос женщины словно дал трещину, будто сквозь зачерствелую корку просочилась капелька боли. – Жили в бараке, впроголодь, мальчик мой болел сильно, витамины нужны были, полноценное питание, а где его взять? Зато теперь у Юрки все есть. И витамины, и музыкальная школа, и велосипед, и коньки, и ботинки зимние. Так что лучше уж за Афанасием замужем быть, в тепле и под защитой, чем в глухой тайге в любовь играть.

Саня Ломакин был парень простой, незамысловатый. В школе учился хорошо, общественной работой занимался, амбиций особых не имел, в детстве, конечно, хотел стать то танкистом, то летчиком, то моряком-подводником, но в военное училище его по состоянию здоровью не взяли, и пришлось после школы идти в ремесленное. Скучно, никакого героизма, а тут набор в милицию. Засады, перестрелки… И Саня пошел и служил уже третий год, и бывали уже и засады, и даже перестрелка однажды, и работа Сане очень нравилась, и он даже на заочный поступил, на юридический. Михаил Николаевич очень его в этом поддерживал, да и вообще, хороший мужик их майор, как отец родной. Когда надо, похвалит, а когда надо, так всыплет, что аж в глазах искры.