Юлия Яковлева - Каннибалы

Секретарша разлила чай. Борису (тот кивнул), Петру – которого обдало неплохими духами. Он разглядел неяркую помаду в морщинках у губ, брошь-ласточку на лацкане пиджака, на миг почувствовал себя внутри советской экранизации Агаты Кристи. Оставалось только кому-нибудь отпить глоток этого чая – и хлопнуться мордой об стол.

– Спасибо, – поблагодарил он.

Женщина кивнула с легкой улыбкой. «Вот такой должна быть идеальная бандерша», – подумал Петр. Секретарше Вострова тут же хотелось поведать самые тайные свои эротические фантазии – она респектабельно кивнет с той же полуулыбкой, и все будет на высшем уровне.

Секретарша поставила чашку перед боссом, потом вазочку с крышкой, удалилась, затворила дверь. На серебряных щипцах, на ложечках лежали солнечные блики. И не дотрагиваясь, можно было понять, что серебро тяжелое, родовитое.

– Красиво, – заметил Борис.

– Так и должно быть! – излишне радушно поддержал Востров: – А как же? Зачем это все, если не видеть вокруг себя красоту? Вот тот же балет. Балет – это прежде всего красота.

«Конечно, не это», – подумал Петр. Прежде всего в балете то, что президент Петров был из Питера. Петров любил балет, как положено любить Неву, корюшку и слово «поребрик». Питерским балетом можно было гордиться. Честно и перед всеми. Питерский балет был честен и безупречен. Петров гордился им с легким сердцем. Поэтому когда импресарио Данилян подбил балерину Белову затребовать себе шестизначный долларовый трансфер и квартиру в Москве, та поставила перед фактом театр. Театр – президента. Президент поморщился (он не любил в женщинах жадность), но превратил гримасу в улыбку.

Президентский звонок застал Вострова, главу «Гидро», тогдашнего председателя Попечительского совета театра, врасплох.

Прекрасно сейчас в Вострове было все: лицо, костюм, волосы, зубы. Только голос был слишком уж вальяжным.

– Балет вообще лучшее из искусств, – вещал Востров. – Во-первых, красиво. Во-вторых, все молчат. В-третьих, это как английский газон. Триста лет ухаживали, теперь только сиди и созерцай. Не лабуда какая-нибудь, типа современного искусства, когда приходишь с гостями, а там голый мужик бегает по галерее и всех за ноги кусает. Вот прям совсем голый, без трусов. Не знаешь, куда глаза девать… Нет. В балете такого нет. Можно прийти с женой. Можно привести гостей. Точно знаешь, что ничего такого не произойдет. Это было в‐третьих? Да. Тогда теперь в‐четвертых. В-четвертых…

Востров помешал ложечкой в чае. Чисто по инерции – привычка советского детства и советской юности. Сахара на подносе не было вообще.

– В-четвертых, это наша гордость. Мы делаем ракеты, чего-то там-то Енисей, а также в области балета мы впереди планеты всей. Все так. Вон иностранцы варежку как на наш балет разевают. Вот-вот. Это тебе не матрешки с икрой и водкой.

Петр поднес чашку к губам – задержал губы у края: чаем не пахло. Пахло мокрым банным веником. Какой-нибудь травяной сбор для здоровья, Востров пекся о своем теле изнутри тоже. Петр пригубил. Наблюдая поверх чашки за Востровым. За его белыми пухлыми руками. На ощупь наверняка рыхлые и влажные, подумал Петр.

– В-пятых, балет…

Голос – и руки. Руки Вострова сняли крышку с вазочки, серебряными щипчиками вынули припудренный коричневым шоколадный шарик (стопроцентное перуанское какао, пояснил хозяин), опустили на блюдце. И тогда стало слышно, что руки у Вострова дрожат. Меленьким дребезжащим звуком. Он его тоже услышал, спохватился – но постарался не подать виду: непринужденно поставил блюдце на стол. Чай плеснул через край. Рука поспешно цапнула и кинула в рот шоколадный шарик.

Лицо, костюм, волосы, зубы можно уладить. Но голос и руки выдают всегда.

Когда пробил час особого президентского доверия, денег на трансфер Беловой и постановку «Сапфиров» у Вострова, у «Гидро» попросту не оказалось.

Петр чуял, как со дна востровской души, как из глубокого подвала сыростью, тянет запашком страха.

Борис тоже его чуял.

– А как же хваленое московское хлебосольство? – улыбнулся Вострову. Кивнул подбородком на вазочку, которую хозяин не предложил гостям. Подмигнул Петру: – Перуанское какао.

Востров засуетился:

– Боюсь, это скорее лекарство, чем сласти. Китайские травы. В сутки по одной. Специальный рецепт. Составлено под генотип. Мне на здоровье, а другой съест – у него конвульсии начнутся. Остановка сердца может случиться.

Борис улыбнулся:

– Ну и повар у вас. Химик-фармацевт.