Мария Воронова - Погружение в отражение

– Хотите потанцуем?

Лариса очень хотела, но испугалась.

– Просто постоим? – повторил он.

– Постоим.

Вдруг ее рука очутилась в его руке.

Так они стояли молча, прислушиваясь к мелодии, в которой были простор, радость и грусть.

И так же молча вернулись в ресторан, когда музыка кончилась.

Лариса стала искать Никиту и быстро нашла его там, где оставила, в когтях исполкомовской дамы.

Она растерялась. Устраивать сцену ревности пошло и неприлично, поэтому она вернулась в банкетный зал и подсела к двум пожилым дамам, которые не хотели танцевать, а с удовольствием пили вино, закусывая конфетками. Они обе работали в редакции «Ленинградской правды» и оказались весьма интересными собеседницами. Никита не появлялся, незнакомец тоже исчез, и Лариса выпила сначала один бокал, потом второй и в итоге довольно прилично наклюкалась.

Муж обиделся, что она не шуганула от него приставучую исполкомовку и что выпила, хотя он тысячу раз говорил, как терпеть не может пьяных женщин.

А Лариса вспоминала только, как ее ладонь лежала в сильной руке незнакомца, и думала, что наваждение прошло, но той минуты у нее никто не отнимет.

Тем бы и кончилось, но Никита вдруг решил пригласить своих заместителей в гости.

Лариса, выросшая в семье, где работу делали на работе, а дома занимались домом, недоумевала, зачем нужно приближать к себе подчиненных, но спорить не стала.

Тем более ей нравилось принимать гостей, а кроме родителей, у них почти никто не бывал.

Увидев его на пороге, она чуть не выронила кувшин с морсом. Он принес чайные розы: пять тугих цветков в обрамлении упругих изумрудных листьев.

Лариса смешалась, не зная, куда деть кувшин, убежала с ним в столовую, а он все стоял и ждал, чтобы вручить ей букет, перехваченный внизу несколькими слоями газеты, чтобы не кололись шипы. Стебли оказались такие толстые, что она еле их подрезала.

Когда надо принять людей на высшем уровне, а помощницы тебе еще не полагается по рангу, то за столом особо не рассидишься. Приходится сновать между кухней и столовой, лишь урывками и порой невпопад включаясь в общий разговор.

Лариса сгрузила в мойку стопку грязных тарелок, а когда обернулась, увидела, что он стоит в дверном проеме.

– Какой ужас, – сказал он серьезно, – все это мыть!

Она развела руками.

– У меня всего две тарелки дома, и то я страдаю, а тут целый бастион. Впрочем, нет таких крепостей, которые не взяли бы мы, большевики. Помогу?

Он шагнул к раковине, но Лариса решительно преградила ему дорогу.

– Ни в коем случае. Это очень плохая примета – мыть посуду в чужом доме.

– Серьезно? Не знал. И в чем суть?

– У хозяев денег не будет.

– Значит, не очень.

– Простите?

– Примета плохая, но не очень.

– Вы правы.

Она полезла в духовку за окороком, надеясь, что кухонный жар объяснит румянец на ее щеках.

Вооружилась ножом и большой двузубой вилкой, чтобы разделить на порции, но нож соскользнул, и Лариса едва успела отскочить от брызнувших на нее капель горячего жира.

– А против того, чтобы гость мясо нарезал, такой приметы нет?

– Такой нет.

Он принялся за дело. Она удивилась, как неловко и неудобно он держит нож и большую двузубую вилку, но окорок будто сам распадался под ножом на ровные тонкие пласты. Лариса стала выкладывать их на блюдо, украшенное листиками салата.

Разговорились. Она наконец узнала, что его зовут Алексеем Еремеевым.

– Слушайте, – вдруг воскликнул он, старательно и неумело срезая остатки мяса с косточки, – а вы не хотели бы вести у нас курсы английского языка для молодежи?

Лариса сглотнула горечь. Наивно было думать, что он приставал к жене директора потому, что она ему понравилась.

Она пожала плечами, а Еремеев вдруг страшно воодушевился. Оказывается, он выяснил, что многие хотели бы освежить школьные знания, а возможно, и выйти за пределы фразы «London is a capital of Great Britain». Так почему бы не организовать для ребят занятия хотя бы раз в неделю? Достаточно для взрослых людей, которые искренне хотят учиться.

По одухотворенной физиономии Еремеева Лариса сразу смекнула, что денег тут не предвидится, и хотела сказать, что нельзя построить коммунизм в одном отдельно взятом человеке, но огляделась и прикусила язык.

Стыдно ей, состоятельной женщине, запускать руку в тощий комсомольский карман!

– С удовольствием займусь, – промямлила она.

Обычно кухонные разговоры рассеиваются вместе с табачным дымом, но в этот раз вышло иначе.