Сергей Трахимёнок - Нобелиат

Главный долго смотрел на него, словно оценивал, но предлагать еду не стал. Помощники увели мальчика в чрево железной птицы. Дверь была открыта, и Торо мог видеть, что происходит.

Следующий мальчик не обладал сообразительностью, и его тоже съело чудовище.

Настала очередь Топо. Он стоял перед вождем. А Торо повторял шепотом: «Делай как я, делай как я».

Топо, словно услышав, произнес: «Бог». И оказался в чреве железной птицы, вместе с теми, кто прошел тест на выживание.

Когда детей вели к птице, видели, что одноглазых чудовищ несколько. Они стояли позади клетки, там, где была глухая стена, и по очереди хватали выбракованных черными людьми жертв. На их мордах не было эмоций, но Торо почему-то подумал, что они испытывают дикое удовольствие не столько от поедания человечины, сколько от самой процедуры.

Потом был полет в чреве железной птицы. Он длился долго. Всех, кто прошел отбор, высадили вечером в огромное стойбище, где было множество других клеток, в которых находились мальчики возраста Торо и Топо и старше.

Вновь прибывших поместили в одной из клеток и не заперли, так как дверей не было. Подросток, гораздо старше вновь прибывших, сказал на нескольких наречиях фразу, из которой стало ясно, что из клеток без команды выходить не следует.

В руках у него была палка. При помощи ее построил новеньких перед собой, подошел к первому и, указав на стоявшую в отдалении железную птицу, произнес: «Бог».

Мальчишка замешкался и получил удар палкой. Но тут же нашелся и закричал: «Бог, Бог»…

Подросток подошел к следующему, и тот, уже без запинки, произнес то, что от него требовали.

Но подросток с палкой не удовлетворился, поэтому еще раз повторил процедуру со всеми вновь прибывшими. Довольный, неожиданно закричал: «Циклоп».

Мальчики упали на пол от страха, потому что перед дверьми клетки показались ноги одноглазого чудовища.

Подросток с палкой ухмыльнулся и жестом показал, что нужно лечь на пол и закрыть глаза.

Последняя фраза издателя потрясла Крамора не меньше, чем задержание на митинге. Он впал в ступор и какое- то время не мог пошевелиться. Затем стал медленно отходить от очередного за день шока.

Окончательно пришел в себя, когда открылась кормушка и подали чашку каши, кусок хлеба и чай в помятой алюминиевой кружке.

– Помоешь и вернешь посуду, – сказал охранник.

Крамор выпил чай, съел хлеб, а кашу выбросил в унитаз, потом помыл под краником посуду, вытер руки носовым платком и сел на нары, обдумывая не столько предложение издателя, сколько финал разговора.

Так он думал до того момента, пока снова не открылась кормушка и охранник не произнес:

– Отбой, – а потом пояснил, – можно лечь…

Утро следующего дня началось с того, что его вывели сначала на прогулку, а потом поместили в бокс, где невозможно было сесть и приходилось только стоять. Правда, там он пробыл недолго, минут через пятнадцать посадили в автозак, где находилось пять вчерашних задержанных. Среди них был и парень в желтой куртке, с которым он сидел рядом в омоновском автобусе.

Парень сразу же протянул руку и представился:

– Алесь.

– Крамор, – ответил он.

– Тот самый? – удивился парень.

– Что значит – тот самый?

– Значит, что тот самый Крамор с нами.

– С кем это с вами?

– С правильными пацанами, – не то в шутку, не то всерьез вставил свои пять копеек в разговор мужик, сидевший на лавочке рядом с Крамором.

Автобус тронулся, и все в салоне покачнулись.

– Куда нас? – спросил Крамор.

– В суд, – на правах старожила ответил парень.

– А я вот расскажу быль, – сказал еще один задержанный, – она вызвана выражением «тот самый».

Это был пожилой мужчина с академической бородкой. Правда, за минувшие сутки он зарос щетиной и не выглядел академиком, который следит за своим внешним видом.

– Он историк, – пояснил Крамору Алесь, – и набит фактами…

– Так вот, – продолжил историк, – в советские времена главный редактор «Известий» работал над какой-то статьей. Было далеко за полночь, он так увлекся, что весьма раздраженно отреагировал на телефонный звонок, раздавшийся среди ночи.

В негодовании он не просто снял, сорвал трубку и только открыл рот, чтобы отбрить наглеца, посмевшего побеспокоить ночью, как из трубки раздался голос:

– Это Сталин говорит…

Еще не вполне осмыслив сказанное, редактор, словно спущенный курок, уже не мог остановиться.

– Какой такой Сталин? – заорал он.