Екатерина Барсова - Разбитые часы Гипербореи

Сначала были выставлены две книги, изданные в эпоху Петра Первого. Одна ушла за сто пятьдесят, другая – за двести тысяч. Далее пошли гравюры и картины. Была одна позолоченная статуэтка из дворца Шереметевых. Анфиса немного заскучала, как вдруг услышала:

– Лот тридцать два. Крест из кости. Резьба. Найден в Германии… Начальная ставка…

Анфиса напряглась.

– Тридцать пять тысяч, – сказала она.

Сзади послышалось:

– Тридцать восемь.

Голос был мужской, с легкой хрипотцой.

– Сорок, – не моргнув глазом бросила Анфиса.

– Сорок две.

Они дошли до семидесяти, и здесь незнакомец сдался.

Анфиса ощутила внутреннее удовлетворение. Она сделала все, как ей поручили, и имела все основания быть собой довольной.

Ей упаковали лот, она вышла на улицу, к ней бросился мужчина.

– Уступите мне! – Это был тот самый тип, который торговался с ней, повышая ставки.

Она подняла брови вверх.

– Вы о чем?

– Уступите мне эту вещь, – попросил он. – Я заплачу вам ту сумму, которая у меня есть. А потом соберу недостающую. За короткий срок, – он помедлил: – Недели за две.

– Разговор вообще неуместен, – холодно сказала Анфиса. – И ваши деньги мне не нужны. Я купила то, что хотела. И ни на какие уступки не пойду.

– Я заплачу еще больше, – в голосе послышалась мольба.

– Отойдите, пожалуйста, с дороги.

– Подумайте, а!

– И не собираюсь. Мы уже обо всем поговорили.

– Я бы так не сказал, – теперь мужчина говорил с вызовом.

– Что вы имеете в виду? – осведомилась Анфиса.

– Все, что угодно!

– Ого! Вы мне, кажется, угрожаете.

– Я провожу вас.

– Ни в коем случае. Я не собираюсь разговаривать с вами ни о чем. – Сейчас они стояли друг напротив друга. Она разглядела мужчину получше.

Лицо вытянутое, осунувшееся, маленькие усики, глаза – широко расставленные. Скулы… Угадывается что-то монгольское. Впрочем, весьма отдаленно…

– Так как? Согласны с моими условиями?

Анфиса взяла в руки мобильный и вызвала такси. Оно подъехало очень быстро.

Когда она уже садилась в машину, мужчина, сложив руки рупором, выкрикнул:

– Мы еще с вам встретимся, Анфиса!

Приехав на работу, Анфиса позвонила Лавочкину.

– Приезжай. Мне нужно тебе кое-что рассказать…

Когда Валя прибыл, она рассказала ему о случившемся.

– Я бы ему врезал как следует!

– И сел бы в тюрьму! – мгновенно откликнулась она.

– И пусть! Но морду бы набил…

– Слабое утешение. Носить тебе передачи я не намерена.

– Как этот тип посмел преследовать тебя!

– Коллекционер. Они все такие…

– Я же говорил: надо было ехать вместе.

– Это была плохая идея! Тебе чай или кофе сварить?

– Чай! – мрачно буркнул Лавочкин. – Зеленый.

– Сейчас…

После чая Валентин немного расслабился. Он рассказывал один из случаев на своей работе, когда Анфиса внезапно приложила палец к губам:

– Тише…

– Что такое? – забеспокоился Лавочкин.

– Ты слышишь? Кто-то ходит внизу.

Он прислушался.

– Вроде нет.

– А я слышу, – нахмурившись, сказала Анфиса. – Кто-то бродит на первом этаже.

– Может, пришли в одну из контор.

– Какой офис? «Шива и Лотос» – закрыты. «Розовое детство» работают сейчас редко. А в угловой комнате – никого нет.

– Надо выйти и посмотреть.

– Пошли вместе, – предложила Анфиса. – Я тебя одного отпустить не могу.

– Обижаешь! – повертел головой Лавочкин.

Они потушили свет и вышли, закрыв за собой дверь. Коридор, казалось, уходил в бесконечность. Они приблизились к лестнице и посмотрели вниз. Слева мигал слабый огонек.

– Видишь? – шепнула Анфиса.

– Вижу, – также шепотом ответил Валентин.

– И кто здесь бродит?

Она сложила руки рупором и крикнула:

– Эй, тут кто-то есть?

В ответ – тишина. Все это Лавочкину жутко не понравилось.

– Ты сейчас домой?

– Да. Я тебя провожу. Мне тут в голову одна мысль пришла. Короче, тут кто-то ходит, я не могу тебя здесь оставить.

– Лавочкин! Ты сошел с ума. – Анфиса смотрела на него почти сердито. Но Валентин знал – она не сердится, а только притворяется. Ему было прекрасно известно, что в гневе Анфиса – ого-го какая и лучше ей под руку не попадать. Однажды она швырнула в него тарелку и та со свистом пролетела в десяти сантиметрах от головы. А если бы попала? Он не преминул иронически спросить ее об том. Но Анфиса не повела и бровью. Мол, я шутя. Это – во-первых. А во-вторых… Если бы захотела попасть, то не промазала бы.

– Я не сошел с ума! – защищался Лавочкин. – Так все и есть. Я не выдумываю. Кто-то здесь ходит. Пока ты и в ус не дуешь… Нельзя же быть такой беспечной…