Татьяна Устинова - Красотка

Запросто может налить мне в тарелку пустого кипятка.

– Обижаешь! Там есть овощи из пакета! – Сестрица загремела посудой. – Итальянцы называют такой суп «Минестроне».

– Умеют красиво преподнести, – согласилась я, вооружаясь ложкой. – Так вот о красоте… у-ууу, а неплохой вышел супчик!

– Давай о красоте, – напомнила Натка.

Она села за стол напротив меня, подперла подбородок под платком кулачком и сделалась похожа на ковбоя, пригорюнившегося у барной стойки.

– Тебе голова для чего дана? Чтобы шляпу на ней носить? – спросила я.

– И прически сооружать, – кивнула Натка.

– А думать ею ты не пробовала? Почему не сказала в клинике, что уже делала что-то с лицом?

– Ой, да я все время что-то делаю с лицом!

– Так почему же не сказала?

– Потому что они могли отказаться меня оперировать!

– Вот горе-то было бы! – Я всплеснула руками, и ложка супа «Минестроне» досталась кактусу за моим плечом. – Сейчас у тебя и нормальное лицо имелось бы, и деньги!

– Ну, начинается…

Сестрица отвернулась от меня и выстрелила из пульта в телевизор, демонстративно вернув ему право голоса.

– Поприветствуем нашу гостью! – призвал с экрана ведущий.

Под его гладкой румяной физиономией нарисовались титры: «Антон Мелехов», а сверху торжественно, как бригантина, выплыл и завис в углу логотип телепрограммы «Скажем прямо». Потом крупный план сменился общим, чтобы показать, как к гостевому дивану шествует важно, в спокойствии чинном дама неопределенного возраста.

По походке, осанке и едва заметной скованности движений можно было предположить, что она уже достигла пенсионных лет, хотя нельзя было исключать вероятности того, что у тетеньки просто туфли неразношенные и платье на размер меньше, чем нужно. Видно было, что для визита на ТВ она нарядилась во все новое, красивое и дорогое.

Режиссер, командующий переключением камер, с садистским удовольствием подождал, пока гостья доберется до дивана, и дал крупный план как раз тогда, когда дама тяжело упала в подушки и с облегчением выдохнула. Гримаса типа «уффф» ее не украсила, зато зрители шоу в полной мере осознали, какое это непростое дело – на телевидении гостить.

– Где-то я ее уже видела, – пробормотала я.

– Да где угодно! – фыркнула Натка. – Она уже с полгода по телешоу кочует и газетчикам интервью раздает.

– Ты же знаешь, что я не читаю газеты, мне некогда, и телевизор мы с Сашкой почти не включаем, потому что у меня на это нет времени, а у подрастающего поколения нынче модно «зомбоящик» презирать, – напомнила я, присматриваясь к героине программы.

– Эл-л-леонор-р-ра Сушкина! – раскатистым голосом циркового распорядителя возвестил Антон Мелехов.

– Да ладно? Та самая? – Мне стало весело. Пасьянс сложился!

– А, так ты ее все-таки знаешь, – заметила Натка. – Смотрела?

– Судила! Это та самая тетенька, которая в прошлом году вчинила иск косметической клинике, не оправдавшей ее смелые ожидания. – Я положила ложку и уставилась на экран. – Я тогда вынесла решение в пользу клиники, потому что хирург сделал свою работу честно и добросовестно, но он заведомо не мог омолодить мадам на сорок лет, это пока за гранью возможностей современной медицины.

– Я бы поспорила насчет добросовестной работы хирурга, – возразила Натка. – У мадам один глаз больше другого, несимметричные скулы и брови разной высоты и кривизны!

– Кстати, это очень странно, потому что в прошлом году на суде у нее было совсем другое лицо, – сказала я. – То есть не то чтобы другое, просто никакое не кривое. Может, дама еще в какую-то клинику неудачно сходила? В эту твою бьюти-жути, например?

– Случай Элеоноры Константиновны Сушкиной доказывает справедливость старой истины «Красота требует жертв»! Правота ее налицо, вернее, на лице! – радостно заявил телеведущий и оскалился, беззвучно хихикая над избитым каламбуром.

Дрессированные зрители в студии ответили дружным смехом. Элеонора Сушкина изобразила страдание, опустив уголки рта так, что они образовали перевернутую скобку.

– Год назад нашей гостье сделали операцию в столичной клинике «Эстет Идеаль», – продолжил ведущий.

– А, нет, смотри-ка, это все та же история! – удивилась я. – С чего же наша мадам так подурнела-то, непонятно?

– Ой, Ленка, наивная ты душа! – захихикала Натка. – Ну, посмотри же ты внимательно! Я вот уже разглядела: нормально все у тетеньки с лицом, оно ничуть не кривое, над ним просто гример основательно поработал. Гляди, гляди, вот в этом ракурсе на приближении ясно видно, что у нее глаза совсем по-разному накрашены, потому и кажутся разнокалиберными.