Алла Полянская - Вирус лжи

— Нет, но…

— Никаких «но». Это в молодости люди легко сходятся, легко расстаются — впереди вся жизнь, и если что не так, можно начать все сначала. А когда за плечами жизнь — какие-то события, отношения, трудности, пережитые в одиночку, привычки и налаженный быт, связи и переполненный шкаф, в котором нет места для еще чьей-то одежды, — тогда все не так просто. И когда люди нашего возраста сходятся, то это очень серьезное решение, потому что они понимают: если не сложится, еще одного шанса может и не быть, да и потрясения воспринимаются глубже, и отходишь от них дольше. Потому что за плечами жизнь, прожитая врозь, слишком мало того, что объединяет, общих детей тоже нет, и строить что-то вместе в нашем возрасте уже очень сложно. Это страх перед болью, потому что ранее уже переживалась такая боль, это и сомнения, вполне обоснованные, и многое из того, чего я тебе желаю не узнать никогда. Надеюсь, у тебя с этим мальчиком все сложится лучше, чем сложилось у нас с твоим отцом. Ладно, пойду-ка я пироги печь, а ты поторапливайся.

Наташа осталась ошарашенно смотреть на дверь, за которой скрылась мать. Она никогда не понимала, как ей удается понять в ее жизни то, чего она и сама не до конца понимала. Мать словно читает ее мысли. Наташу иногда немного раздражало то, что она совершенно ничего не способна от матери скрыть, но она понятия не имела, как мать всякий раз проделывает этот фокус, раскрывая самые потаенные ее надежды.

И об Олеге тоже догадалась. Интересно, когда, в какой момент? Они же никому ничего не говорили, просто было что-то, что невозможно объяснить, но это связывало их крепко-накрепко. А говорить об этом не хотелось, да и слов нужных не нашлось бы.

А мать как-то догадалась. Вот Алину, троюродную сестру, все это не раздражало и не удивляло нисколько. Наташа иной раз даже обижалась, когда они с матерью болтали, о чем-то шушукались, а она не умела этого. Иногда Наташе казалось, что Алина гораздо больше подходит матери на роль дочки, чем она, но Диана лишь смеялась, обнимала Наташу и говорила, что никогда один ребенок не заменит другого, и оттого, что один с таким характером, а другой — с эдаким, детей любить не перестаешь.

— Ты пойми, Натка, у Алины же никого, кроме нас, нет. — Мать обычно горестно вздыхала, говоря это. — Ну, ладно, Дмитрий. Он мужчина, что с него взять. Хорошо, что хоть со Стасиком не опоздал, успел стать ему настоящим отцом. Но Юлия…

При этом мать красноречиво морщилась, и тут Наташа с ней полностью соглашалась и немедленно прощала Алине то, что она пролезла в дочки к ее матери. Юлия Озарянская пугала Наташу. Всегда холодная, отстраненная, вечно чем-то занята, она была похожа скорее на макет человека, чем на живую женщину, — что-то было в ней такое жесткое, лишенное всяких проявлений человечности, что Наташа как-то раз решила для себя: больше она не будет ревновать Алину к матери, пусть мать будет и для Алины, что ж.

Сестры не особенно дружили, их разделяла пятилетняя разница в возрасте, но сейчас Наташа отчего-то подумала, что Алина ей и не может быть подругой, зато у них одна мать на двоих, а это что-то да значит! И то, что мать с Алиной отлично ладят, хорошо. А вот ей сложно иногда примириться с тем, что мать видит ее насквозь, но поскольку сделать с этим она ничего не может, то так тому и быть.

Наташа поставила на полку последнюю книгу и заглянула в ящик. На дне лежали три больших старых альбома с фотографиями, и Наташа, достав верхний из них, открыла наугад. Черно-белые старые фотографии, с которых смотрели какие-то люди — смеялись, или улыбались, или же позировали фотографу на фоне бархатных штор. Такие фотографии есть в каждой семье, и у них тоже хранились старые альбомы, где мама была маленькой, бабушка — молодой, красивой и очень живой, и сонм каких-то родственников, неуловимо похожих друг на друга, и все это означало одно: семью, некий клан, объединенный узами крови, общим прошлым. Наташа листала альбом Олега, вглядываясь в незнакомые лица, и понимала, что — да, они разные и сейчас еще практически чужие, но придет время, и общие дети свяжут кровными узами еще две семьи.

— Это если они будут…

Наташа вздохнула и закрыла альбом. Мечты могут остаться просто мечтами, потому что их с Олегом гляделки и касания рук могут вообще ничего не значить, а тот разговор — он был почти в шутку и тоже ничего, наверное, не значил. Мало ли что может быть, когда человек в горячке, а выздоровеет и уйдет своей дорогой.

Разложив вещи Олега по ящикам комода, Наташа застелила кровать и принялась вешать шторы. Комната должна быть привычной, она уже поняла, как много значит для Олега обстановка, в которой он живет. И она понимала, почему так, и жалела его безмерно.