Петр Ингвин - Игрывыгры

– При любом раскладе остается место случайностям, и надо предусмотреть все.

– Когда случайностей много, план никуда не годится. Ситуация должна выглядеть сложной и запутанной, но только выглядеть, изнутри она обязана сиять божественной простотой. Чем проще, тем лучше. Совсем просто – совсем замечательно.

– Считаешь, что наверченное здесь – просто?

– А ты?

– Я первый спросил.

– Думаю, что да.

– Екарная кочерыжка, что же у вас в конторе в другое время творится, если ЭТО для вас просто?..

– Попрошу заметить, что не «у вас» и «для вас», а «у нас» и «для нас», привыкай. А насчет того, что творится… Оно только со стороны кажется сложным и неподъемным. Пооботрешься, почаще и побольше поучаствуешь, посмотришь на события изнутри, сам планы посоставляешь – узнаешь.

– Я свихнусь!

– Тоже вариант, но если не свихнешься – удержишься. И зарабатывать будешь на порядок больше, чем на прошлой работе. Кстати, где работал-то?

– Недавно с передовой.

– Ну и где же нынче передовая?

– Не смейся. Моя, ну ее в зад, была в Африке, миротворцем контрачил.

– Местных царьков умиротворял? От голода спасал свежим белым мясом? И как? Денежно?

– В теории – да. Но здесь, надеюсь…

– Именно. Опасно как в твоей передовой Африке, зато с оплатой проблем нет.

– Потому и прибился. Мне в кайф, когда жизнь можно хоть в бараний рог гнуть, а тебе за это – ничего.

– Кроме неприятной дырки в животе и тазика с бетоном на ногах в окружении русалок.

– Не надо о грустном. Я не о худшем из возможного.

– Но ведь возможного? Не надо забывать, что все под Богом ходим.

– Замнем для ясности. Мне по душе другое. То, что мы мир под себя лепим. Что нагибаем его, как хочется, и используем по назначению. Нигде такого ощущения не получишь. Чувствую себя Всевышним.

– Но-но, не заговаривайся. Спускайся на землю, к нам, грешным.

– Насчет грешных. Помнишь, варианты накидывали, зачем мы задействованы, и вообще к чему это все? Последнее, что тогда пришло в голову, было о создании поводов, чтобы кто-то без проблем навещал госпожу «вдову» для своего удовольствия.

– Была такая версия.

– Уже не просто версия. Есть кандидатура на роль этого «кого-то». Ты его знаешь.

– А дамочка-то у нас не промах, оказывается. Только что видел ее. Типичная учительница. На несколько лет младше мужа. Сдобная шатенка с такими ягодицами, что сразу хочется влезть и попрыгать. На вид вся такая правильная, непробиваемая, на хромой козе не подкатишь. Я думал, она свою жизнь давно коту под хвост со скипидаром… в смысле – на поднятие детей и недотепистого муженька положила, а страсти на хозбыт растранжирила, но мадам, получается, и о своем интересе не забывает. Тридцать, сорок, сорок пять – баба ягодка опять…

– Ягодка, ягода, ягодница, ягодица… Насчет последнего ей зачет.

– Не отвлекайся на чужие караваи, пошутили, и будет. Выкладывай версию.

– Первая камера ведет постоянную запись, посмотри номера машин, которые последнее время у подъезда паркуются. Один автомобиль ты знаешь как облупленный.

– Говори уже, что ли.

– Стоп, сообщение пришло. Опять план корректируется.

– Звони шефу!

– Дебил, ты что наделал?! – раздалось над головой. – Ты же его убил!

Придя в себя, Михаил спинным мозгом почувствовал, что глаза лучше не открывать. Раньше роль мертвеца не нравилась, но сейчас…

Он остался лежать в прежней позе.

– Да не мог я убить, – донесся другой голос, гулкий и басовитый. – Приложился не сильней, чем всегда.

Послышалась непонятная возня.

– А если все-таки грохнул? У него даже на бутылку не нашлось, пустой, как мой гроб до поры до времени, и рубаха в крови.

– Зато штаны фирмОвые, как раз мой размерчик. Подфартило. С паршивой овцы хоть штанишки…

Чужие руки стащили с Михаила трофейные джинсы.

– А под штанами-то – пусто.

– Я не брезгливый. Может, он тоже с кого-то снял. Главное, вещь хорошая. Ты не разбираешься, а я в свое время видывал и знаю: тебе на такую тряпку полгода за станком фигачить.

Михаил по-прежнему прикидывался трупом. Почти профессионально. Не пропадать же бесценному опыту последних дней.

Чье-то ухо прислонилось к груди.

– Скорее жив, чем мертв.

– Это хорошо, не люблю мокрухи. Чешем отсюда.

Удалявшиеся шаги становились все тише, и веки Михаила с великой осторожностью приоткрылись: две коренастые тени скрылись за углом.