Алёна Бессонова - Изморозь. Два детектива под одной обложкой

Мизгирёв привстал с кресла, попросил:

– Можно немного похожу? Спина затекла. Она у меня простужена в зимних рыбалках.

Михаил кивнул.

Получив молчаливое согласие, Мизгирёв пошёл мелкими шажками по кабинету, вглядываясь в название книг на полках, шевеля губами, раздумывая.

– Почему явился без сына? Тяжёлый вопрос. Близкие ли мы люди? Ещё тяжелее… На первый отвечу так: воспоминания Петра о жене могут исказить ваше восприятие произошедшего. Пётр Соню видит совсем по-иному, чем я. Она для него существо. Вы знаете определение существа – это объект, обладающий свойством восприятия окружающего мира. Может быть, реальным, то есть живым организмом, или вымышленным. Так вот для Петра Соня придуманный объект, наделённый иными отличными от действительности чертами. Мне в данный период важно, чтобы вы ответили: почему она это сделала? Для той Сони, что знаю я это поступок более чем странный. Для него у неё должны быть архисерьёзные причины, безвыходные… А для Петиной Сони хватило бы лёгкого эмоционального толчка.

– Может быть, что-то с бизнесом? – предположил Исайчев.

– Да ну что вы? – воскликнул Мизгирёв. – Бизнес был игрушкой от скуки. Если бы требовали обстоятельства, она отказалась от него с лёгкостью. Вены резать? Нет!

– Может быть, любовь?

– Любовь? – Владислав Иванович слегка присвистнул, – Она даже из-за Игната вены не резала… Вся Хвалынь гудела о её неземной любви. Бабы на завалинках плакали. Игната осуждали: ай-я-яй, какая девчонка по нему сохнет, а он от неё шарахается… Ничего, пережила и после его гибели очень быстро замуж за моего олуха выскочила… В Исландию с ним укатила, успокоилась… В общем-то, я пришёл сказать вам вот что, принцип Сунь-цзы-китайского стратега и мыслителя автора трактата «Искусство войны» знаете? «Идти вперёд туда, где не ждут». Причина, толкнувшая Соню, лежит где-то в этой области…

– Там, где не ждут?! Я, Владислав Иванович, уверен, что это самое «там» находится здесь в Сартове, а не в прежних местах её проживания. Оно здесь, близко, рядом, но ускользает…

Мизгирёв потоптался у вешалки, на которой висела его куртка и попросил:

– Я, наверное, пойду? – и уже сняв куртку, добавил, – бабы в Хвалыне трепались вроде она от него забеременела…, но я думаю, врут…

– Погодите! Вы не ответили на второй вопрос: насколько вы близки с сыном?

Мизгирёв усмехнулся:

– На расстоянии револьверного выстрела. Он часто не слышит, что я говорю, но намерения мои понимает. То есть мы, друг друга имеем в виду, не более… А потом… – Мизгтрёв нерешительно потоптался на месте. – Вы, наверное, поняли Пётр хронический бытовой алкоголик. Горечь жизни запивает. И ещё… – Владислав Иванович осекся.

По его виду Исайчев понял, что он решается говорить или не говорить о чём-то для него сомнительном, решил подтолкнуть собеседника:

– Вовремя не сказанные слова, иногда решают судьбу. Давайте Владислав Иванович выкладывайте, что хотите сказать.

– Знаете, Михаил Юрьевич, сам я этого не видел, но Петька говорит, что последнее время у Сони появлялись какие-то знаки от погибшего Леля. Полгода назад у неё была форменная истерика, она уверяла, что Лель прошёл мимо неё и даже помахал рукой. Правда, она в это время возлегала у бассейна, я полагаю заспала. Любила, знаете ли, рюмочку другую пропустить, вот и привиделось.

– Вы думаете глюки?

– Я думаю водка в неумеренных количествах, – поморщился Мизгирёв. – вы не полагаете, что вены себе она тоже под этим делом…

– Нет! – прервал рассуждения собеседника Исайчев, – она была совершенно трезва в этот день и судя по состоянию организма вполне адекватна.

– А записка? – неуверенно спросил Мизгирёв.

– С запиской будем разбираться. Вероятно, наша встреча не последняя. Всё, что вы сказали, очень важно. Спасибо. Зайдите к полковнику Корячку, он просил.

– Соскучился, старый рыбак, – улыбнулся Владислав Иванович, – зайду, конечно. Мы в сентябре в Хвалынь на рыбалку собираемся.

– Куда же вы теперь поедете? – поинтересовался Михаил. – Вы же там дом продали.

– Вашему начальнику и продал, – хмыкнул Мизгирёв, – то он ко мне ездил, теперь я к нему…

Когда дверь за гостем захлопнулась, Михаил вспомнил, что сказал его отец Ольге в одну из их первых встреч, когда она спросила насколько мы с ним близки, он ответил: «Мы всегда ели с Мишкой один кусок пирога.»

Исайчев снял очки и привычным движением указательного пальца помассировал переносицу: