Алёна Бессонова - Позабудь вчера… Два детектива под одной обложкой

– Назовите, пожалуйста, причину, по которой вы никогда не убили бы своего мужа.

Ирина с изумлением посмотрела на Исайчева:

– Как вы сказали?

– Я спросил, по какой причине вы никогда бы не убили своего мужа? – чеканя слова, повторил Исайчев. – Или всё-таки убили бы?

– О как! Отвечу по-еврейски, вопросом на вопрос: зачем?

– Хочу знать, хотелось ли вам когда-нибудь убить своего мужа. Говорят, у жён периодически возникает это желание, но что-то их останавливает. Хочу узнать, что останавливало вас?

– С его убийством в моей жизни ничего не изменится, – Ирина устало прикрыла глаза. – Почему вам неинтересно, по какой причине я не хочу говорить под диктофон, а под протокол согласна?

– Я знаю. Вы хотите зафиксировать свои ответы, но не эмоции. Эмоции хорошо проявляются в голосе, в интонациях, в паузах… Вы человек, привыкший вести себя по собственному усмотрению и не ограничиваться ни в чем. Вы плохо стравляетесь с объективными эмоциями и это может играть против вас. Я прав?…

– Объективными? – Ирина открыла глаза и с интересом посмотрела на Исайчева

– Да, да именно объективными. Эмоции имеют две стороны – субъективную и объективную. Субъективная сторона – это внутренние переживания. Объективная – внешние проявления. Внешние эмоции прорываются у вас помимо вашей воли и выдают вас с головой, особенно мелкие детали: всхлипы, вздохи, хмыканье, тон речи.

– Тогда чего? Если для вас эта мысль доступна, то выключите к чёрту этот ваш диктофон!

Михаил обвёл глазами кабинет и, едва наметив на лице улыбку, ответил:

– Вот здесь, сударыня, я могу позволить себе вести себя как хочу, – Михаил специально выделил голосом местоимение «я». – Ограничиваюсь только рамками закона. Закон в данный момент позволяет мне вести допрос под запись. Вам эта моя мысль доступна?

– Тогда я требую адвоката… – Ирина опять зевнула и, вытянув ноги, расслабилась.

– Видите как сладко вы зеваете. Делаете вид что вам всё равно? Хотя в данный момент как раз вам и не должно быть всё равно. Вы что-то неумело скрываете? Что?

– Спать я хочу! Просто устала. Ночь на дворе. – Хочу адвоката, пусть он мозгами пошевеливает.

– Поясняю, Ирина Витальевна, что свидетель, а вы в данный момент свидетель, не может воспользоваться помощью адвоката. – Исайчев старался говорить, не повышая голоса. – Участие юриста при допросе свидетеля в соответствии с положениями Конституции РФ существа дела не меняет, так как юрист лишь присутствует при допросе, но правами защитника не наделён. И ещё… вы хотите, чтобы завтра вся пресса и интернет гудел об убийстве вашего мужа, а хозяин резиденции попал в неловкое положение? Независимо от того, что вы сейчас мне ответите, мы с вами выйдем из усадьбы, только тогда, когда я найду убийцу. А потом жалуйтесь, куда хотите и как хотите. Итак, продолжим вашу фразу: «С его убийством в моей жизни ничего кардинально не изменится». Почему?

Исайчев видел, как в глазах Ирины возникал огонь, зрачки расширились, у глаз наметились морщинки:

– Как всё это скучно. Вы прекрасно понимаете, что его смерть мне ни к чему. Да, с ней в моей жизни по большому счёту ничего не изменится. Хотите, чтобы я сказала почему? Пожалуйста! Но это долго…

– Ничего, потерплю…

– Я пошла за Олега по большой любви, думала, её хватит на нас двоих. Страсть, с которой Олег был со мной в первую ночь, больше никогда в нём не вспыхивала. Как родила девчонок? Не пойму… Хотя, о чём я? На это много времени не требуется. Олег относился ко мне… – вдова задумалась, подыскивая сравнение, и, не найдя его, выкрикнула, – он никак ко мне не относился! Вот к попугаю он относился! Подходил к клетке, теребил его хохолок и говорил всегда одну и ту же фразу: «Ну и дураки мы с тобой, Попка!» Мне он не говорил вообще никаких слов… Он со мною вовсе не разговаривал… Трахал периодически, чтобы сбросить напряжение, а разговорами не удостаивал… Денег на мои «хотелки» не жалел. Мне казалось, что даже дочек он не любил. В родильный дом за мной приезжал его помощник. Он всегда был на очень срочных и важных переговорах. Бизнес – вот то, что ему дорого, – Ирина вздохнула и поправилась, – было дорого. Его любимая фраза: «Мужик должен делать дело». Знаете, мне кажется, со мной он не разводился именно потому, что не хотел делить этот свой бизнес. И что, по-вашему, у меня изменится с его гибелью? По-человечески мне его жалко, но… все человеческое из меня давно вытекло… – Ирина замолчала и отвернулась к окну.