Александр Бубенников - Свобода выбора фатальна

А потом, уже избавившись от ленты «первой мисс» и короны королевы, сразу же после окончании конкурса, в грохоте ритмов традиционной вечерней дискотеки Лера подошла к Брагину и пригласила его на танец. Тот замялся, но коллеги стали его подначивать – как-никак королевам, первым мисс не отказывают. И Брагин не ударил лицом в грязь в лихом танце с королевой. Вспомнил студенческую молодость, все-таки, неплохой в прошлом спортсмен-перворазрядник, сумевший сохранить спортивно-танцевальную форму и в свой «сороковник».

Как-то само собой получилось, что с одной дискотеки они с компанией пошли на другую, в кафе через заболоченную речку, сбегавшую в море; только во время перехода через мостки коллеги Брагина и Лерины подружки куда-то улетучились и в кафе на набережной они пришли одни. Там пили шампанское «от Голицына». От разговоров на узкопрофессиональные темы быстро перешли на общие, к литературе, поэзии, к тому же Лермонтову… Это же его край, его героев, того же Печорина… Удивительные перескоки с науки на поэзию, с поэзии на математику, алгоритмы оптимизации… Тонкие, небанальные мысли и рассуждения умницы математички… «Надо же, ведь с ней есть, о чём можно поговорить. Она свежо и независимо мыслит, к тому же тонко чувствует не только потаённую прелесть математических алгоритмов оптимизации сложных систем, но и чудные возвышенные переливы строк и строф поэзии для души и сердца скорее, чем для холодного аналитического ума». Брагин был в восторге от ее не по годам развитого интеллекта исследователя алгоритмических тайн оптимизации и удивительной тонкости и чувствительности при восприятии природы поэзии, скрытой от равнодушного взгляда и холодного аналитического ума.

Брагин радовался чуду живого проницательного ума девицы-математика и удивительной тонкости суждений и ранимой чувствительности душевного поэтического восприятия мира вообще и поэзии, в частности, Леры. Они, словно забыв про время и темень, наслаждаясь научной и одновременно поэтической беседой, долго бродили по ночной набережной и полупустынному берегу моря. Теплая сентябрьская ночь с лунной серебристой дорожкой на зыби моря пьянила и бодрила. Кругом никого, ни малейшего звука, ни даже всплеска волн. Последние любители ночных купаний ушли с берега или затаились в прибрежных зарослях кустарника.

У одного валуна Лера остановилась и стала почему-то рассказывать, что в темноте ночью ей несколько раз с трудом удавалось находить свою одежду при выходе у моря. Теперь она уже опытная ночная купальщица, раз всегда выбирает опорные точки – камни, скамейки, лежаки, лодки. Она даже не попросила Брагина отвернуться, пока изящно снимала с себя одеяния и складывала на большой камень. Брагин не мог оторвать взгляд от нее, когда она неспешно входила в серебро лунной дорожки: ее красивое упругое тело, с тонкой талией и круглым крепким матовым задом казалось вылепленным мастеровитым скульптором из драгоценной изящной слоновой кости – и цена скульптуры должна быть просто баснословной.

Она махнула рукой Брагину и нетерпеливо вскрикнула, словно догадываясь о его нерешительности – «идемте, вода, как парное молоко!» – и он стал торопливо раздеваться. Они заплыли, не разговаривая, рядом по лунной дорожке. Ну, о чем в море можно говорить – не об алгоритмах же с формулами и прочей белиберде. Она, словно щадя Брагина, вышла на берег первой, точно напротив валуна с их одеждой. Он за ней, быстрее к плавкам, к шортам. А она, с точеной фигуркой из редчайшей слоновой кости, словно инстинктивно гордясь своею природной девичьей красотой и свободой распоряжаться жизнью и судьбой так, как ей хочется в этот чудесный миг, ничего на свете не стесняясь, не замечая даже смущающегося мужчины, с бессознательной смелостью выжимала копну тяжелых волос.

Прохаживалась взад и вперед, грациозно ступая по острым камням, разводя руками, запрокидывая голову. На Брагина – ноль внимания, фунт презрения. Иногда оно проходила рядом с ним, окаменевшим, и он изумлялся странным запахам: от нее пахло морем, водорослями, телом юной русалки, и его безудержно влекло к ней. Было полнолуние и оттого удивительно светло и столь же волшебно в лунном пронизывающем свете. «Луна меня завораживает, как будто колдунья какая, – прошептала она, – а на вас не действует». – «Вряд ли, – в тон ее прошептал Брагин, – а зря». – «Почему зря, – спросила, не понимая смысл сказанного, она, – зря почему?». – «Я бы сейчас тоже хотел, чтобы меня она заколдовала немного, как…» – «Как меня, – подхватила она, – но я немного замерзла».