Алексей Макеев - Мертвая улика

Поехали. По дороге продолжили разговор.

– А вы-то знали покойную? – спросил Крячко у мужичка.

– А то как же! – ответил он. – Конечно, знал. Столько лет были соседями.

– Значит, она жила в этой квартире?

– Э, нет. Не жила. То есть, конечно, вначале она в ней жила, а затем переселилась. А квартиру оставила дочери.

– Переселилась? Это как так? Куда?

– В дом престарелых.

– Вот как… Что, не поладила с дочерью?

– Это нам неведомо, – покрутил головой мужичок. – А только говорят, что добровольно, чтобы не мешать дочкиному счастью. Оно дело известное. Жизнь. Переселилась… То есть сама… ну, в дом престарелых. Старушкой она была тихой и беззлобной. Никогда ни с кем не входила в контры… ни-ни! Не то что другие соседские старухи. Вот они так прямо ведьмы, а Петровна – ни боже мой! Ты ей здрасьте, и она тебе в ответ и денег всегда одолжит, когда попросишь… Хорошая была старушка, что и говорить. И кому только понадобилось ее убивать? И за что?

– Ну, а где ее убили-то?

– А говорят, что там же… то есть в доме престарелых.

– А кто говорит?

– Да Надюха, дочь… она и сказала. Говорит, что там…

– А муж-то у нее был, у Петровны? – спросил Крячко.

– Вот сколько я ее знаю, так не было у нее никакого мужа. Все одна и одна. Я уж ей и говорил: а что это ты, Петровна, замуж не идешь при таком-то твоем золотом характере? Ведь ты только бровью поведи, и вот тебе женихи. А она лишь рассмеется да рукой махнет: отстань, мол, со своими вопросами. Так и жила в одиночестве…

– Но дочь-то у нее имеется, – возразил Крячко.

– Дочь-то можно родить и без мужа, – махнул рукой мужичок. – Дело известное.

– А сама-то дочь что за человек?

– А тоже – ничего так, – пояснил мужичок. – И здоровается, и денег взаймы даст, если попросишь. Хорошая женщина, ничего не скажу.

– Одна живет или с мужем?

– Не одна, но и без мужа, – туманно выразился мужичок и тут же поправился: – С дитем. Сынок у нее, пяти или, может, шести лет от роду. Был и муж, но – разбежались. Вот уже года три как того… А отчего оно так случилось, о том я тебе не скажу, потому что не знаю.

– А бывшего мужа ты, случайно, не знаешь?

– Это Серегу-то Литвинова? Конечно, знаю! Да кто ж его не знает? Видал котельную, что напротив дома?

– Ну…

– Так вот он там истопником. Или, по-современному, оператором. Хороший мужик, душевный.

– Выпивает?

– А кто же не выпивает? Все выпивают. Но – без злоупотреблений. Иначе давно поперли бы с работы.

Подъехали к кладбищу, вышли из машины, осмотрелись. Моросил дождь, с деревьев падали ржавые намокшие листья. Невдалеке на кладбище видны были люди – немного, человек пятнадцать.

– Вот, уже хоронят, – полушепотом сообщил мужичок. – Это мы вовремя…

– Ты уверен, что это те самые похороны? – спросил Крячко у мужичка.

– А то какие же еще! Вот и Надюха… дочка… зачем же ей стоять у чужой могилы? Они самые, не сомневайся!

Крячко подошел к толпе и стал неподалеку. Он попытался сразу же вычислить среди народа Надежду, дочь убитой старухи. И почти моментально вычислил. Скорее интуитивно, чем по приметам, ибо откуда он мог знать ее приметы? Но Станислав был уверен, что это именно она, дочь.

Надвинув на глаза шляпу, чтобы не было видно, куда и на кого он смотрит, Крячко принялся наблюдать. Похоже, гроб уже опустили в могилу, и сейчас четверо мрачных мужчин ковыряли лопатами мокрую глину и швыряли ее в яму. Люди молча наблюдали за этим печальным действом. Никто не плакал и не причитал, даже дочь. Она, почти не шевелясь и не обращая внимания на моросивший дождь, стояла и молча смотрела в какую-то одну точку, но куда именно, Крячко понять не мог. Да это было и неважно. Важным было другое – имела ли дочь какое-то отношение к гибели матери. Но, конечно, так вот сразу на этот сложнейший вопрос ответить было невозможно. Поэтому Крячко только и оставалось, что стоять и наблюдать. И еще ждать, когда завершится процедура похорон. Тогда он сможет подойти к дочери и попытаться затеять с ней разговор.

Наконец над ямой вырос глиняный холмик. Мрачные мужики пригладили его лопатами, развернулись и ушли. Стали уходить и немногочисленные люди, стоявшие у могилы, и скоро там осталась лишь дочь и еще две какие-то женщины. А потом и они, оступаясь и путаясь в мокрой листве, усыпавшей кладбище, направились к воротцам в кладбищенской ограде.

Крячко надел шляпу правильным образом и подошел к дочери.

– Надежда Михайловна? – спросил он.

– Да, – взглянув на него, сказала женщина.