Евгения Михайлова - Всматриваясь в пропасть

В прихожей она бессильно опустилась на табуретку у вешалки. С трудом выпуталась из куртки, положила на пол рядом с пакетами, достала из ее кармана карточку и прочитала: «Алексей Ермилов, эксперт-консультант международной ИТ-компании…» И название, которое Ирине ни о чем не говорило.

После теплой ванны она пересчитала свои синяки. У нее нежная кожа, они появляются и в менее опасных ситуациях. Она озабоченно проверяла, какого рода боль возникает при надавливании. Боль противная, конечно, но все же ни серьезных гематом, ни переломов, ни растяжений. Пройдет само.

На кухне Ирина разложила принесенные продукты. Есть не хотелось. Она взяла маленький стаканчик смузи, задумчиво съела. Затем вернулась в прихожую, проверила, закрыла ли входную дверь на все обороты. Она не забыла: это просто ритуал для подтверждения мифа собственной защищенности. Вошла в спальню для того, чтобы опустить жалюзи, и постояла у окна, разглядывая блеск обледенелого асфальта между сугробами. Это даже красиво с высоты пятого этажа: черный бриллиант и белый жемчуг в разводах темных трещин под пятой мороза. И обнаженные, окоченевшие ветки деревьев, в молчаливой тоске взывающие к небу.

Гололед. Для кого-то временное явление природы и чья-то бесхозяйственность. Для Ирины судьба.

Ей ничего не нужно вспоминать. Она постоянно видит, как освещенные окна в темноте, одни и те же события своей жизни с очень раннего возраста. Горячие мамины руки ее одевают, кормят. И они очень часто дрожат, эти руки. Особенно когда к ним приближается грозовое, темное облако. Это отец. Ира совсем не помнит его лица, только свой и мамин страх. Она видит себя, сжавшуюся в комочек под столом, а по полу к ней тянутся алые струйки. Ей тогда было три года. Пройдет немало лет, и она узнает, что той ночью отец убил ее мать. Ей об этом рассказали в детдоме.

Следующее яркое пятно прошлого. Воспитательница заплетает ей косички и говорит своим громким, деревянным голосом:

– Ты должна все время понимать, как тебе повезло. Не всем сиротам выпадает такое счастье. Тебя берут в семью. Приличные люди, не бедные. Надо стараться, слушать их, угождать, чтобы не вернули. Пока тебя выбрали просто потому, что ты симпатичнее других. Но для того, чтобы тебя полюбили, они должны видеть твою благодарность.

…Через неделю Иру вынесли из дома «приемных родителей» в окровавленном одеяле. Соседи выбили дверь на ее крик, вызвали полицию. В больнице ей тогда не объяснили, что с ней делал новый «папа». Только нянечка перед операцией шепнула:

– Терпи, детка. Поболит – и пройдет. Тебя всю порвали, нужно зашить.

Ира поняла, о чем шла речь, уже подростком. А тогда ей было всего пять.

Она уже стала воспринимать детдом как свое единственное убежище, но за ней опять пришли. Она была симпатичной, доброй и покладистой. Она нравилась тем, кто приходил выбирать.

…Десятилетняя Ира, растерянная и перепуганная, идет между двумя людьми, которых видит второй раз в жизни. Мама Валя и папа Петя улыбаются. Они красиво одеты, у них свой дом в Подмосковье, у Иры отдельная комната и новая одежда… Она ходит в школу, получает пятерки, а одноклассники дразнят ее «дикаркой». Потому что она шарахается от всех, как прокаженная.

И была такая же морозная ночь, и так же сверкал лед на дороге, когда Ира разбила окно своей комнаты на втором этаже, прыгнула в сугроб, уцелела и побежала по скользкой дороге в разорванной ночной рубашке куда глаза глядят. На склоне темноту вдруг осветила ее собственная резкая боль, она услышала хруст костей, и все исчезло. Ее нашли какие-то люди уже утром, обмороженную, с переломанными лодыжками.

А дальше поток тусклых кадров, полустертых ее осознанной волей. Ира приобрела опыт защиты себя от того, что помнила. Она научилась стирать информацию из своей памяти. Ее без конца осматривают и расспрашивают люди в белых халатах. И вновь пройдут годы, прежде чем Ира решится сознательно и отчетливо восстановить все, что произошло с ней в доме приемных родителей. Где папа Петя ее садистски насиловал каждую ночь, а мама Валя наблюдала.

Иру вернули в детский дом, ей было уже двенадцать. Ей некуда было деться от постоянных унижений и оскорблений других детей, которым «не повезло»: они не были настолько симпатичными, чтобы их взяли в семьи. Они, конечно, все узнали и мстительно издевались. А ей опять повезло, и на этот раз без кавычек. Врач детдома добилась ее удочерения и честно объяснила свои мотивы:

– Мне нужна надежная помощница в уходе за парализованным отцом. Ты подходишь: старательная, спокойная, разумная. Я тебя всему научу. Думаю, мы поладим и привыкнем друг к другу.