Виктор Чугуевский - Таинственное исчезновение Агаты Кристобаль

Низко летающие стрижи, оглашающие окрестность прерывистым свистом, и заметное потемнение от неожиданно сгустившихся туч, привели её в чувства. Надвигалась гроза, и озябшая Агата, укутавшись в плед, покинула кресло. В доме было одиноко и прохладно. Решив с пользой переждать непогоду, она взяла с комода альбом с фотографиями, присела на сплющенные подушки дивана и стала внимательно рассматривать, как в первый раз, старые выцветшие снимки, где она была молодой и счастливой.

Муха Фелисия сидела на абажуре лампы и пучила глаза на фотокарточки в тысячном раскладе. Поминутно вздрагивая от вспышек и громыханий за окном, Агата слушала шелестящий шум водных потоков, и оживляла в памяти зафиксированные фотокамерой прошлые события. За этим монотонным занятием, она не заметила, как задремала.

Как и любая старушка, Агата имела, за отсутствием близких подруг, легкомысленную приятельницу, с которой можно было запросто поболтать о всяких умонастроениях и тайных делишках деревенской жизни. Такова была Бернардина, дама средних лет, жена сельского врача и судмедэксперта Кольриджа. Разница в возрасте не мешала женщинам находить общие темы, исходя из собственных интересов, и притом умело маневрировать и сохранять дистанцию в межличностных отношениях.

Полгода назад, у Бернардины пропало бабушкино жемчужное ожерелье и она вся извелась, плача в рукава Агаты и жалуясь на коварство и несправедливость жестокого мира. Она даже привлекла полицию. Инспектор Сильвестр Уэбб, молодой человек, отдаленно похожий на Оскара Уайльда, быстро распутал это дело. Семейная реликвия завалилась в щель ящика комода. Оказалось, эта нелепая оказия случилась в день общественного приёма у ленд-лорда Хамфри Кавендиш, в честь юбилея супружеского союза с леди Беатрис, которую старый эсквайр ласково звал Трикси. Прийдя со званного раута, пьяная Бернардина не помнила, как разоблачилась и легла в постель. А неделю спустя, желая почистить помутневшие перлы, обнаружила пропажу. И кого только она не обвиняла. Даже подумала, грешным делом, на непогрешимую Агату, хотя та и навещала ее два раза! В результате безосновательных подозрений, уже после нахождения ожерелья, Бернардине стало стыдно и неудобно перед людьми и она зачастила к вдове викария, задабривая её различными, пустяковыми подарками в виде ненужных безделушек, которыми полон дом, а расставаться с ними жалко.

В этот день, после обеденного ленча, когда ливень закончился, супруга доктора вновь заявилась к Агате, чтобы поболтать и в последний раз загладить вину за свои грязные мысли. Незваная гостья требовательно позвонила в колокольчик. Хозяйка дома очнулась от дремы, с трудом поднялась с дивана, уронив на ковер фотоальбом, и пошла открывать дверь. Откровенно говоря, ей надоели частые визиты Бернардины, с её неумолкаемым щебетом о блеске чужого богатства и о том, как бы ей хотелось попасть в Голливуд, на оскароносную номинацию, и блеснуть там своей шикарной бижутерией, внешне не отличимой от настоящих сокровищ, и утереть нос заносчивым звездам кино.

– Привет, подружка!– сказала Агата, принимая очередной презент.– Симпатичная чашечка с блюдцем! Как говаривал мой святой муж о нравах прихожан, – на тебе боже, что мне негоже…

– Да, уж, скопилось, не знаешь куда девать, а дарить приятно!– нисколько не смутившись, произнесла заклятая подруга. Она привыкла к откровениям Агаты, прочно вышколенной викарием с помощью десяти заповедей и прочих нравоучительных цитат из Святого Писания.

Так как на улице было еще сыро, они расположились в гостиной, за ломберным столиком, у камина. Агата заварила жасминовый чай и выложила недоеденный бисквит с клубничным джемом. Муха Фелисия тоже угостилась ванильной крошкой. Гостья заметила валявшийся на ковре, возле дивана, альбом с фотографиями и иронично заметила:

– Освежаешь в памяти викторианскую эпоху?

– Нет, просто любовалась собой,– пояснила Агата, убирая альбом в ящик комода. Разговор не клеился. Бернардина молча пила ароматный напиток, с виноватыми ужимками подергивая плечами, а затем восхищенно выпалила:

– Ты представляешь, Хряк по имени Барлоу, ну, тот, кого недавно выкрал бродяга, с целью выкупа, может извлекать какие-то там корни, да еще в квадрате! Для меня умножение и деление – запредельные математические действия, а он извлекает, да извлекает! Не правда ли, какой он умница?

– Ну и что! Мой Гильям прочёл всего Шекспира и знает назубок все его сонеты,– невозмутимо изрекла Агата. Тогда Бернардина, скривив свой пухлый ротик, сказала: