Владимир Колычев - Сердечный выстрел

– Вы можете говорить все что угодно, но факт остается фактом, – сказала Скорокова. – Угнанная машина стоит во дворе вашего дома…

– Это Семена дом, – не согласился Игнат Семенович.

– Какая разница?..

– Ну да, разницы нет… Это я угнал машину! – отец шагнул вперед, закрывая собой сына.

– Папа! – Семен схватил отца за плечо, пытаясь вернуть на место.

– А пусть делают со мной что хотят!

За воротами остановилась машина. В этот раз Фомин на Скорокову смотреть не стал. А к дому подъехал Павлик. Во двор он вошел в сопровождении Мысака. Среднего роста парень, вроде бы и не богатырская в нем стать, размах плеч самый обыкновенный, но выглядел он тяжеловесно. Плотно сбитые мышцы, крепкая кость. Черты лица грубые, нос широкий, челюсть массивная. Надбровья мощные, широкие, к его бы внешности взгляд волка, но глаза у него какие-то крысиные, взгляд быстрый, бегающий. То ли опасность выискивает, глядя по сторонам, то ли запасной выход с корабля, который может утонуть.

Павлик изобразил удивление, глядя на фургон, а его спутник даже бровью не повел.

– А я еду и думаю, ну не мог Гуляев! – глядя на Игната Семеновича, сказал Павлик. – Ан нет, смог!

– Давай без комедии! – Фомин поморщился с таким видом, как будто собирался сплюнуть ему под ноги.

– Это не комедия! Это машина с ценным оборудованием!

– Нашлась машина.

– Ну да, сначала доски, затем машина…

– И доски вернулись, и машина вернется, – сказала Скорокова, недовольно, исподлобья глядя на Павлика.

– А завтра целый склад исчезнет, – хмуро, неприветливо отозвался тот. – И мне за него отвечать.

– Чего ты хочешь? – резко спросил Гуляев-старший.

– Я хочу справедливости. Вор должен сидеть в тюрьме. Товарищ майор подтвердит, что так и должно быть, – одной половиной рта усмехнулся Павлик.

– Это же ты все устроил! – пронзительно глянул на него Родион, но пронять не смог.

– Какие ваши доказательства?

– Всему свое время.

– Забирайте задержанного, товарищ майор. Или я сам вызову наряд.

– Павел! – Скорокова попыталась охладить пыл своего друга, но тот на нее даже не глянул.

– Я ведь все равно до правды докопаюсь. И кто-то пожалеет, если вдруг выяснится, что машину угнал он сам, – пригрозил Фомин.

– Кто-то другой угнал, кто-то другой, – натянуто улыбнулся Павлик.

– Все, хватит! – сжав кулаки, Игнат Семенович вытянул руки по швам.

– Что такое? – Павлик с надеждой глянул на него.

– Забирай машину и уезжай, – сказал Гуляев-старший. – А потом подъезжай, с договором. Я все подпишу.

– Папа, ты чего? – Семен схватил отца за руку.

– А ничего! Они же не оставят нас в покое!

– Ну что вы такое говорите, Игнат Семенович! – осклабился Павлик. – Никто не собирается вас беспокоить!.. Но если вы настаиваете!..

– Я все сказал. – Гуляев-отец опустил голову.

На этот раз сжал только один кулак, давая понять, что врежет Павлику, если он сейчас же не уберется и не оставит сына в покое.

– Ну, хорошо, договорились!

– Со мной ты не договорился, – качнул головой Родион, угрожающе глянув на Павлика. – Машину можешь забирать, но знай, я это дело так не оставлю.

– Все нормально, майор. Все нормально!.. Я пришлю водителя, он заберет машину.

Павлик хоть и хорохорился, но чувствовал он себя не в своей тарелке, поэтому поторопился уйти. Скорокова потянулась за ним, но сама же себя и удержала, осталась на месте.

– Может, вы погорячились, Игнат Семенович? – спросил Фомин.

– Да не успокоятся они! Это же нелюди. Это акулы. Они всех тут сожрали. А-а! – Гуляев махнул рукой и, взглянув на сына, спросил у майора: – Семен свободен?

– Ну, если потерпевший снял претензии…

– А куда он денется?.. – вздохнул Игнат Семенович и, немного подумав, добавил: – И я никуда не денусь.

– И все-таки вы погорячились, – качнул головой Фомин.

– Мы на вашей стороне, – кивнула Скорокова и твердо посмотрела на Родиона. Он мог думать о ней все что угодно, но на поводу у Павлика она больше не пойдет.

Родион кивнул, глядя на нее. Так уж и быть, он поверит ей, но ухо будет держать востро.

До станицы рукой подать, дорожный указатель еще ближе. Пшеничная. Возле этого знака Майя впервые увидела Фомина. Он только-только приехал в станицу и с ходу взялся за дело. Он укреплял знак, она подъехала, остановилась, помогла ему. И влюбилась. Или сначала влюбилась, а потом помогла.

И Варшавин здесь когда-то стоял. Деловой, нахальный, весь из себя. Лето, жара, пыль, он стоит и хищно усмехается. Он тогда брал Майю на прицел, и ведь выстрелил. Почти попал. И как только она тогда удержалась от соблазна не уехать с ним?