Эрик Сунд - Стеклянные тела

Они могли бы каждый день ходить в поселок и убивать, сколько вздумается. Оружейный шкаф не запирали.

Симон услышал, как проехала еще одна машина экстренного вызова. Сирены отзвучали где-то во дворе, после них вернулась пустота, которую они только что украли, и гостиная обрела свою всегдашнюю болезненность.

Скоро начнется вытрезвление, и он станет разваливаться на куски.

Кишки взорвутся, мышцы скрутит, его тело будет выжато, словно тряпка.

В кухне Симон включил кофеварку. Приятно-бессмысленное опьянение еще не прошло; он сел за стол и закурил, ожидая, когда кофеварка зафыркает.

На перилах внешнего коридора лежал в бледном свете соседский черный кот. Симон подумал: а как это – убить животное?

Он подумал о соседке. Она частенько сидела, расстелив плед, во внутреннем дворе и читала. Иногда он тоже там читал, но на лавочке на игровой площадке. Соседка была очень красива и как будто родом с Ближнего Востока, хотя фамилия звучала, как русская.

Симон выбросил окурок, налил себе кофе и стал ждать дурноты.

Миф о профессоре-таксисте или профессоре-уборщике – правда; соседка Симона может оказаться хирургом, которая вынуждена работать санитаркой.

Едва он это подумал, как кот соскочил с перил, и Симон услышал, как соседская дверь открылась. Тут его и затошнило – гораздо раньше, чем он ожидал.

Он даже не успел добежать до туалета. Его вырвало на пол и стену прихожей прежде, чем он успел рвануть задвижку. Желудок вывернуло наизнанку.

Едва сняв куртку, он открыл посылку с видеоигрой. «Telstaren» семьдесят седьмого года. Отложил, не думая, включил телевизор, но запускать игру не стал. Не было ни сил, ни желания, к тому же его больше интересовала «Atarin» , что постарше (и подороже).

Вместо того чтобы играть, он позвонил Исааку – услышать, как он там. Услышать, что все под контролем. Послеобеденный разговор прервался слишком скоро.

– Загрунтовал несколько холстов, – поведал Исаак упавшим голосом, – и вот стою я перед тремя незаконченными картинами и понимаю, что моя живопись неактуальна. Она абсолютно статична.

Хуртиг попытался ободрить его, напомнив о выставке в галерее «Ист-Сайд». Остатки Берлинской стены. Самая длинная в мире галерея, которая растянулась почти на полтора километра вдоль реки Шпрее. Хуртиг не помнил картин Исаака. Зато помнил процесс о нанесении ущерба: кто-то вырубил из стены несколько глыб, а еще кто-то изрисовал ее краской из баллончика.

– Картина попала в мешок со строительным материалом, – сухо усмехнулся Исаак. – Ту часть стены снесли, чтобы построить спортивную арену. Развезли по всему Берлину на щебенку. Но ты прав. Это было интересно. Рисование не ради рисования.

Хуртиг понимал, что должен рассказать о погибшей девочке, но подозревал, что Исаак занят своими мыслями, а остальное ему неважно, и решил выждать.

Они попрощались, Хуртиг сделал телевизор погромче и вскоре обрел компанию в виде диктора новостей. Когда диктор покончил с событиями дня, Хуртиг стал ждать погоды и спорта.

Он открыл пиво и сел на диван. Новости уже успели перетечь в сводку погоды. Диктор констатировал, что в Стокгольме весь день идет дождь. Хуртиг выглянул в окно. Дождя не было. Сухие осенние листья шелестели на ветру.

Новости спорта начались, когда пиво как раз закончилось. Бессодержательные интервью и бесконечные подсчеты результатов Хуртиг находил успокоительными. Телевизор бубнит, но слушать не обязательно.

Неплохо было бы любить музыку. Тогда можно бы вместо спортивных сводок слушать Баха или Моцарта.

Хуртиг никогда не понимал музыки, и, как он думал, не только потому, что ему медведь на ухо наступил. Ему трудно было сформулировать причину, но, по его мнению, музыка должна вызывать нечто вроде восторга сродни религиозному, а у Хуртига были проблемы с восторгами такого рода. Подростком он сделал несколько безуспешных попыток приобщиться к музыке. Просто взял, что под руку подвернулось, а подвернулись «Dire Straits» и «Status Quo» – они оказались на полке с пластинками дома у приятеля. Большей ошибки и вообразить трудно.

Хуртиг встал с дивана, сходил на кухню за очередной банкой пива. На сегодня – последней. Сегодня ночью надо спать. Он устал из-за этих проклятых самоубийств и не мог сосредоточиться, потому что не понимал их.

Когда Хуртиг вернулся в гостиную, по телевизору шла программа о подборе персонала. Эксперт утверждал, что шведские предприятия работают вполсилы, потому что работники сидят не на своих местах.