Мария Воронова - Вечный шах

Все тот же Витя Зейда, работая над диссертацией, советовался с Ириной, поэтому ей пришлось вникнуть в тему гомицидомании (так по-научному называлась страшная темная сила, толкавшая людей на бессмысленные убийства себе подобных). Изучив те немногие случаи, которые были раскрыты, Ирина обратила внимание, что, как бы кропотливо и тщательно ни велась работа по вычислению маньяка, поимка его почти всегда происходила случайно. Или неподалеку от места преступления находился смелый и сильный человек, или глазастый свидетель, а в редких случаях маньяк настолько терял осторожность, что оставлял на месте убийства вещь, по которой его можно было безошибочно идентифицировать. Классические методы сыска тут работали плохо, потому что преступника и жертву ничего не связывало, чаще всего они просто были незнакомы друг с другом.

Но как ни трудно вычислить маньяка, еще труднее бывает понять, что он вообще существует. Особенно в больших городах. В сельской местности все на виду, все друг друга знают, каждое преступление становится сенсацией на долгое время, там милиционер, работающий в деревне Горелово, полностью в курсе криминальной обстановки в Неелове и в Неурожайке тож. Если сам не додумается, что два убийства подозрительно похожи, так жена или соседка сообразят. А в Ленинграде ты со своими делами еле справляешься, куда тебе еще вникать в проблемы соседей. Так, пробежишь глазами сводку ради формальности, да и все. Если преступник не пользуется каким-нибудь уникальным оружием и не оставляет так называемой визитной карточки, то не больно тебе хотелось сопоставлять способ убийства, пол, возраст и внешность жертв. Тем более когда ты точно знаешь, что за смелые гипотезы о серийном убийце тебя по головке не погладят, а совсем наоборот. К сожалению, из всех известных Ирине маньяков только один оказался настолько любезен, что душил всех своих жертв черной шелковой лентой и оставлял ее на месте преступления. Остальные не были столь тонкими эстетами, действовали как придется, и проходило очень много времени, иногда десятилетия, прежде чем следователи понимали, что череда убийств совершена одним и тем же человеком. Иногда это выяснялось, когда вместо настоящего маньяка уже сидели или даже были расстреляны другие люди.

Неизвестно, как жизнь изменится с перестройкой, но до недавнего времени ситуация в этой области складывалась как и везде, желаемое старательно выдавалось за действительное. В официальном поле преступность неуклонно снижалась, ибо это социальное явление, порожденное нищетой угнетенных масс, а у нас, слава богу, благосостояние граждан неуклонно растет. Патологические убийцы? Ну это, извините, уникальный случай, редчайшая аномалия, что-то вроде кометы, случайно промелькнувшей на сияющем небосводе советской жизни. Раз – и улетела, больше ты никогда в своей жизни ее не увидишь. Народ как бы верит в это обнадеживающее положение вещей, но первое, что узнают в семье дети, – это что нельзя заходить в лифт и подъезд вместе с незнакомыми людьми, и тем более с ними запрещено разговаривать, что бы они там тебе ни обещали. Родители, не пуская подросшую дочку на дискотеку, в первую очередь пугают ее именно маньяком, а если женщине приходится поздно возвращаться домой, то муж или отец выходит ее встречать, и боится он не гопников, а именно насильника и убийцу.

Когда Ирина была маленькая, то бабушка совершенно спокойно оставляла их с сестрой возле булочной, и они слонялись под дверями, заглядывая в коляски, где мирно спали младенцы, чьи матери заскочили купить хлеба. И никому не казалось это странным или опасным. Когда у Ирины родился Егор, она не оставляла его без пригляда на улице, но вообще такая практика была еще широко распространена. Возле входа в продуктовые магазины стояли коляски и прогуливались дети дошкольного возраста. Правда, около одного такого магазина висел стенд, где с помощью картинок и стишков описывалось, как ребенок выскочил на проезжую часть и был сбит машиной, пока его мамаша сидела в парикмахерской. Ирине на всю жизнь врезались в память циничные строки «события так развивались, пока завивалась она». То ли жуткий стенд подействовал, то ли что, но, когда она катала в колясочке Володю, оставлять ребенка одного не отваживалась уже ни одна мать. Максимум беспечности заключался в том, чтобы попросить хорошо знакомую мамочку присмотреть за твоим ребенком пять секунд, пока ты сбегаешь за хлебом.

То же и со школой. Мама рассказывает, что, когда пришло ее время, родители вручили ей портфель, показали, в какую сторону идти, и больше не возвращались к этому вопросу. Ирина с сестрой тоже ходили как бы самостоятельно, но на буксире у Веры Иосифовны, учительницы математики, жившей с ними в одном подъезде. А вот Егор только к третьему классу после долгой освободительной борьбы отстоял свое право ходить в школу самому, а многих его товарищей еще до сих пор конвоируют родственники. И вопрос тут не в том, кто самостоятельный, а кто нет, просто у поколения родителей Ирины душа была спокойна. Они уходили на работу, зная, что мир ничего плохого не сделает с их ребенком, если этот ребенок будет переходить улицу на зеленый свет и не станет играть со спичками. Что ж, послушные и ответственные дети выросли, обзавелись собственным потомством и понимают, что мир жесток и порой не щадит даже самых послушных. Совсем не обязательно плохо себя вести, чтобы стать жертвой маньяка или водителя-лихача.