Евгения Ветрова - Точка невозврата

– Чтоб ты сдох! – Жанна дернула рычаг и выжала сцепление. Посмотрела на руки. Не дрожат ли? Нет. А вот не дождешься. Ты, Димочка, не знаешь, что меня лучше не злить. Я тебе голову оторву. Когда доберусь.

Аэропорт – особая среда, тут не бывает случайных людей. Улетающие, провожающие, встречающие – у каждого в этом месте свое дело. Каждый знает, зачем он тут, но не каждый знает – почему. Жанна знала. Когда-то, сто лет назад один человек сказал ей: «Рожденный ползать летать не может». С тех пор прошло много лет: этого человека давно нет в ее жизни, а она летает.

Жанна вошла в раздевалку. Майка Веденеева, уже затянутая в форменный костюм, трепалась с кем-то по телефону. Наталья Божко складывала одежду в чемодан.

– Что-то ты сегодня поздновато. И бледна. Не выспалась? – вместо приветствия сказала она.

Жанна мотнула головой и поспешила переодеться. Сворачивая плащ, она услышала шуршание. Письмо. Выкинуть пакость. Она вытащила конверт. Конечно, глазастая Наталья тут же пристала:

– О! От поклонника?

– Почти, – пришлось заставить себя улыбнуться. Конверт полетел в мусорное ведро, рисунок, свернутый аккуратной восьмушкой, пошел в карман синего с голубыми вставками форменного пиджака. Наталья не просто глазаста, но и не в меру любопытна, с нее станется и в мусорку залезть.

Жанна поправила воротник голубой блузы, разлаписто раскинувшийся на лацканах синего пиджака. Оранжевый платочек дополнял костюм. Видимо, по мнению дизайнера, яркое пятно в сине-голубой гамме должно было символизировать солнце. А может, что-то еще. Осталось последнее – головной убор. Она практически не смотрелась в зеркало, надевая отработанным движением форменную синюю пилотку с голубым кантом. И напоследок бросила взгляд на себя, чтобы убедиться, что ни один волосок не выбивается из гладко причесанных темно-шоколадных волос. Да, сегодня она что-то и правда бледна Жанна пощипала скулы, пытаясь вернуть им цвет. Когда-то Таня отучила ее пользоваться тональным кремом и румянами. Сухой воздух салона обезвоживал кожу, косметика скатывалась, сыпалась, рисуя на лице уродливую маску. Вспомнилось, как, увидев ее первый раз, Таня воскликнула: «О, посмотрите на эту Белоснежку!» Она в тот раз действительно была бледна от страха, все же первый рейс. Возможно, от этого ее голубые глаза казались больше и темнее. Кличка приклеилась. Во всяком случае, в их маленьком и тесном кругу.

Жанна огладила себя по бокам, поправляя узкую юбку на бедрах.

– Туфли, – подсказала Наталья.

Жанна благодарно улыбнулась. Она вечно забывала. Достала черные узконосые туфли и со вздохом надела. Неудобно, зато элегантно. Встречать пассажиров надо во всей красе. Не забыть взять с собой сменку, а то ноги за время полета убьются напрочь. Молния чемодана вжикнула.

– Я готова.

Перед медицинским кабинетом уже топтался Антон Фролов, молодой оболтус, которого в стюарды пристроил отец, какой-то аэрофлотовский начальник. Антон неплохо смотрелся в форменном пиджаке, и даже нарочито небрежная стрижка с бакенбардами, переходящими в щегольскую бородку, удачно вписывалась в образ. Фролов с Майкой были ровесниками, почти одногодками. Майка пришла в авиацию сразу после института. Правда, на кого она там училась, до сих пор было неясно. Как-то она поделилась с Жанной – хотела стать моделью, но не прошла по росту, а вот для самолетов оказалась самое то, что нужно. Ну и деньги опять же, и возможность познакомиться с кем-нибудь, лучше богатым и знаменитым. Правда, для этого она выбрала не ту авиакомпанию. «Скайтранс» выполняла исключительно внутренние рейсы экономкласса. Майка все порывалась довести свой английский до уровня международных компаний, но, видимо, не слишком усердно. Потому что уже год как летала в их экипаже и, кажется, смирилась с этим.

– Я старая касалетка [1] Старая касалетка – на авиасленге стюардесса с большим временем налета. , – шутила Наталья, которая летала восьмой год и, наверное, действительно могла гордо носить это почетное звание. У самой Жанны налета было всего пять лет, на что Божко всегда утешала: – Ничего, как тридцатник стукнет, приму тебя в свой клуб.

До тридцатника было еще целых три года, так что можно было не переживать.

Дверь кабинета открылась, выпустив командира экипажа Лаврушина.

– Степан Андреевич, – Божко засияла хорошо сделанными зубами. – Вы сегодня прямо цветете. В парикмахерскую сходили?