— Привет! Как ты? Все работаешь?
— Без остановок!
— Так и надо!
— Тяжело, документы уже изрядно попортились, некоторых листов не хватает. Много перепутано с какими-то хозяйственными материалами из других источников.
— Легко не бывает нигде, — назидательно сказал шеф.
Вася снял куртку, сел к столу и сразу включился в «процесс», как он иногда называл их работу. Сделал несколько звонков, с кем-то успел поругаться насчет выхода статьи и редактуры, потом засел за свой компьютер в углу и оттуда вскоре раздались разнообразные звуки. Работать тихо Вася не умел. Свое одобрение он высказывал энергичными краткими возгласами, типа: «Ух!», «Так и надо!» «Конгруэнтно!», неодобрение — «Хм», «В топку!», «Оборзели, чисто оборзели!». Сомнение транслировались через: «Хм…», «Ну-ну», «Мое мнение рьяно противоположно»… При этом Вася иногда еще подпрыгивал на стуле, запускал руку в волосы или стучал ладонью по столу. Словом, скучно не было.
«Если бы снять кино со стороны, получилось бы весьма забавно», — часто думала Анна…
— Конгруэнтно! — вскоре слышала она. — Наши коллеги, они же враги задушевные, выпустили сборник: «Россия на перепутье: Первая мировая война как отправная точка развития России в ХХ веке». Мое мнение рьяно противоположно, но все равно поздравляю…
— Я рада! — подала голос Анна, но ее не услышали.
Через пару минут раздалось энергичное постукиванье ладонью по столу.
— Оборзели, чисто оборзели! И куда только главред смотрит?! Статью мне зарывают своей редактурой. Сидят там, ученыши, ни фига не понимают ни в чем!
Здесь Анна благоразумно промолчала, чтобы не попасть под горячую руку.
Потом Вася устроил перерыв, достав из сумки батон белого хлеба и копченую колбасу. Нарезав бутерброды и вскипятив чайник, позвал Анну:
— Иди, коллега, подкрепись… Вопросы есть? Дай-ка мне посмотреть твой материал.
Вася пробежал глазами отобранные Анной письма Лизы К. и, повертев головой, вытянул губы трубочкой, что означало мыслительный процесс. После недолгого молчания он изрек:
— Нужно сказать, что она права и дает точную характеристику «женщинам Распутина». Каждая из них имела свой интерес. Он был как индикатор, с помощью которого можно было судить о состоянии общества того времени. Точнее, об его безнадежной болезни.
Анна села к столу и, заварив чай, взялась за бутерброд с колбасой.
— Женщины стали истеричками, об этой болезни писал наш выдающийся ученый Бехтерев, — продолжал Василий. — В начале века набирал популярность Фрейд со своим учением, провозгласившим, что все комплексы и неврозы возникают от сексуальных расстройств. В психиатрии возникло модное направление — фрейдизм. Под знаком которого прошел без преувеличения весь двадцатый век. Секс стал во главе всего. Люди просто подсели на эту удочку. Если раньше эти вопросы не обсуждались прилюдно, а только в узком кругу, то нарушение общественного табу просто сорвало у людей крышу. Половой вопрос становится во главу угла. И кстати, заметь, — сказал Вася, размешивая в своей огромной кружке столовой ложкой сахар. — Любимый многими Серебряный век был просто-таки апологетом разврата. Ах, Ахматова, ах, Цветаева, ах, Гумилев… А у них был не просто разврат, а все его формы и виды… И Ахматова святошей не была ни разу, ходили слухи, что она не брезговала и лесбийской любовью, слишком неоднозначны ее отношения с актрисой Ольгой Судейкиной. И Цветаева шокировала тогдашнее отнюдь не пуританское общество, спутавшись с другой поэтессой Софьей Парнок: муж на фронте, а она предается однополым утехам. А Гумилев вступал в двойственные, тройственные союзы… О его любовных связях легенды ходили! Профессорская дочка Лариса Рейснер, будущая валькирия революции, отдалась ему в гостинице, которую он снял на один час… И это еще я скачу по верхам! Общество гнило изнутри, а наши деятели искусств в этом помогали…
— Вась, — робко сказала Анна. — Но богема же всегда славилась свободою нравов.
Вася яростно сверкнул на нее глазами.
— Я говорю с тобой как ученый, а не как моралист. А логика исторического развития была такова, что эта распущенность, так называемый э-ро-тизм, — по слогам произнес Вася, — сыграл свою роль в разложении империи и привел ее к краху. Барышни одновременно заигрывали и с революцией, и с эросом. Одно подготовило другое. Обрати внимание — внешнее равно внутреннему. Раскованность внутренняя, сексуальная свобода, обернулась разнузданностью внешней — заигрыванием с революционной стихией. Чем все кончилось — общеизвестно. Все эти барышни, летевшие в революцию, как бабочки на огонь, потом были либо изнасилованы в грубой форме солдатней и матросней, либо просто вымерли с голоду, либо бежали в эмиграцию и там влачили жалкое существование. Какой-то процент перешел на службу к новой власти. А все начиналось там — в кругах творческой богемы, которая стала провозглашать сексуальную свободу и проповедовать эротизм. Вообще, учитывая нравы, царившие в обществе, Распутин попал на подготовленную почву. Секс с грубым мужиком только подогревал любопытство и похоть великосветских дам. Им хотелось пасть еще ниже, чтобы упиться грехом. И Распутин потакал им в этом… Они ели из его рук, были счастливы прикоснуться к нему…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу