Иван Головченко - Милицейские были

— Очень важное обстоятельство!

— И, наконец, еще одно. Оказалось, что Васько выписал в кладовой мастерской новую ножовку. А нам известно, что ракетница переделана для заряда охотничьими патронами именно при помощи ножовки. Что Васько брал порох у сторожа, вам уже известно, товарищ полковник! Да, еще хочу прибавить. Все замечают, что за последнее время он сильно подался и даже характером изменился. Раньше дают ему, бывало, наряд на работу, а он шум подымает, другую требует, повыгодней. Теперь же подчиняется беспрекословно, куда его ни пошлют. В работе тоже стал более исполнительный. Словом, старается репутацию себе создать.

Полковник еще раз просмотрел все свои пометки, сделанные во время доклада Григорьева, и прихлопнул их рукой.

— Хорошо, капитан… Сегодня же доложите прокурору и получите санкцию на арест Васько.

Стоя у открытого окна, Александр Петрович жадно вдыхал свежий утренний воздух. Теперь, когда дело об убийстве в селе Веселом близилось к завершению, он особенно ощутил перенапряжение последних недель, державшее его в состоянии какой-то отрешенности от всего окружающего. Кажется, совсем недавно каштаны выбросили стройные чашечки соцветий, а теперь белые лепестки пожелтели и уже облетают. Зато каким нарядным, каким зеленым кажется город, особенно если смотреть на него так вот, с высоты четвертого этажа… Прекрасно и всегда неповторимо это буйное пробуждение природы — вечное обновление и вечное торжество жизни над смертью!

Облокотившись на подоконник, Головин слегка высунул голову из окна. Вдруг мимо него с писком и чириканьем взлетели вверх два воробья. Покружившись в воздухе, они комом упали на соседнюю крышу и, подпрыгивая, воинственно попискивая, принялись долбить друг друга клювиками. Оторванные перышки подхватывал и уносил ветер. В азарте боя воробьи сорвались с крыши, камнем полетели вниз и только у самой земли разлетелись в разные стороны. А на ветке каштана самодовольно сидела воробьиха, клювом расправляя пышные перышки, словно охорашиваясь.

«Тоже ревность!» — рассмеялся Головин и, вернувшись на свое место у письменного стола, снял трубку телефона:

— Капитан? Прошу зайти ко мне!

Через минуту Григорьев уже начал свой ежедневный утренний доклад.

— Васько арестован, обыск произведен. При обыске найден кусок баббита со следами рубки зубилом. Вот этот баббит, а вот и зубило с остатками баббита на лезвии. Очевидно, этим орудием Васько изготовил пули-жаканы. Найдены также охотничьи пыжи из войлока, хотя ружья Васько никогда не имел.

— Как ведет себя Васько?

— Волнуется. Руки трясутся…

— Пусть посидит в камере, немного успокоится. Давайте побеседуем с его женой.

В кабинет вошла уже знакомая Головину Авдотья. Сдержанно поздоровавшись, она села на предложенный ей стул и обвела кабинет настороженным взглядом.

— Авдотья Степановна, кажется, так? — спросил Головин.

— До сих пор так величали.

— Вы знаете, зачем вас пригласили?

— Не знаю, так скажете, — тем же сдержанным тоном ответила она.

— Расскажите вам, где вы были в тот вечер, когда произошло убийство?

— Дома была. На собрание муж не пустил.

— А муж где был?

— Тоже дома.

— И никуда не отлучался за весь вечер?

— По хозяйству выходил, голый. И скоро вернулся.

— Голый?! — воскликнул сидевший рядом с полковником Григорьев, но, встретив сердитый взгляд Головина, больше ни о чем не спрашивал.

Державшая себя вначале с достоинством, Авдотья Васько после вопроса о том, отлучался ли ее муж, стала заметно нервничать. На все дальнейшие вопросы она отвечала запинаясь, иногда после долгих пауз. Было ясно, что она и сама подозревала мужа, догадывалась обо всем после убийства.

Отправив Авдотью домой, Головин вызвал на допрос Васько.

Вид арестованного говорил о его крайнем физическом и душевном изнеможении. С первого же взгляда было понятно, что человек этот уже определил свою судьбу, что воля его сломлена.

— Вы знаете, за что вас арестовали? — спросил Головин.

— Нет, — едва слышно ответил Васько и потупил глаза.

— Ну, что же, тогда давайте вместе разберемся… Вы курите?

— Курю, — так же тихо ответил арестованный.

— Пожалуйста! — Головин придвинул к нему кулек с самосадом, купленным Григорьевым у старика. Дрожащими пальцами Васько скрутил цигарку и закурил. По комнате распространился приятный запах буркуна.

— Хороший табак, ароматный, — как бы между прочим сказал Головин. — Вы, кажется, тоже такой покупаете?