Иван Головченко - Милицейские были

Начальник главного управления И. С. Благоверов

Главный бухгалтер А. Н. Сенинников ».

«Коллеги» прочитали документ, и у обоих дыхание сперло от радости. Шуточное ли дело: давняя мечта — своя легковая автомашина — сбывалась…

«Никак не пойму я природу этих мошенников, на что надеются: перспектива-то — арест, следствие, суд и снова за решетку. Годами в заключении, а выходят — снова за свое, обманывают людей», — думал инспектор уголовного розыска после прочтения ориентировки о розыске Мурлыкина-Азовского.

Плечистый, с редкими усиками и коротко остриженными волосами, сидел он на подоконнике, держал в толстых пальцах лист бумаги с мелким типографским шрифтом и с большим портретом в центре. В углу листа виднелась наискось написанная синими чернилами резолюция начальника милиции: «Тов. Гуреев, принять меры розыска». Резолюция написана давно. Поскольку Гуреев имел «свою» работу, то на эту ориентировку не обратил особого внимания, положил ее в сейф. «Необязательно же разыскиваемый появится в нашем городе, где-то другие его задержат», — думал он. А вчера вечером последовал звонок из уголовного розыска области с требованием доложить о проведенных розыскных мероприятиях. Докладывать оказалось нечего. Еще не было продумано и таких мероприятий.

Размышления Гуреева прервал дежурный офицер. Он, приоткрыв дверь, просунул голову в фуражке с кокардой, сказал:

— Жалобщики пришли, прими их…

Как только скрылась голова дежурного, в кабинет вошли двое. Вернее, они не вошли, а как-то боязливо протиснулись боком через полуоткрытую дверь, остановились у самого порога. Оба как будто сговорились, прижали свои фуражки к животам, переминались с ноги на ногу. Вид их был такой жалкий, что Гуреев отодвинул в сторону бумаги, уставился на них удивленным взглядом.

— Что с вами?

— Случилось, гражданин… товарищ начальник, беда случилась…

Оба посетителя оживились: один говорил, другой приговаривал:

— Ой, какой шайтан! Деньгу забрал, бумажку дал…

— Какую бумажку?

— Бумажку на машину, вот она…

Гуреев взял «документ», углубился в его чтение.

— Бланк правильный, настоящий, а вот написана чепуха. Во-первых, в городе нет такой базы «Главюжруда», нет и такого управления, а следовательно, фамилии начальника и бухгалтера вымышленные. Да и написана какая-то ерунда! «Стоимость ГАЗ-24 оплачена в главном управлении по картотеке № 3». Вы можете толком рассказать, что это за филькина грамота?

— Как же, пришли рассказать. Дал бумагу, деньгу забрал, и нет, сбежал шайтан…

Посетители со всеми подробностями рассказывали, как у них выманил мошенник много тысяч рублей. А у Гуреева под ложечкой холодело: «Это же тот самый преступник, ориентировку о котором я только что прочитал! Опоздал с мерами розыска. Можно же было его схватить за руку, задержать…»

— А вы опознаете того человека?

— Как же не опознать, опознаем. Мы с ним в поезде ехали, в гостинице жили…

Гуреев выхватил из папки лист бумаги, развернул его на столе. В центре листа была фотография круглолицего человека.

— Это он?

— Мурлыкин-Азовский! Он, точно он. — Оба жалобщика склонились над ориентировкой.

Гуреев уже не слушал потерпевших, он думал о своей безответственности, о допущенной неряшливости в работе.

— А вы тоже хороши, жалобщики! — вдруг не сказал, а закричал Гуреев. — Вы же должны знать, что автомашины у нас продаются в магазине, в порядке живой очереди! Почему же пошли на сделку с преступником?

— Хотели… думали… он же вроде порядочным казался…

— Хотели, думали… — Гуреев посмотрел на своих сникших, перепуганных собеседников и сразу сбавил тон.

Старший инспектор уголовного розыска Гуреев возвратился из областного центра взволнованный, огорченный и с твердой решимостью найти преступника.

— Мошенник жил рядом с милицией в гостинице, а мы с тобой ориентировку все изучали, — разнес нас начальник угрозыска области.

— Мы действительно прошляпили, — сказал Горбунов.

— Забрал в управлении все материалы на него. Нам такие преступники и не встречались. Можно сказать, что это осколок той, давно исчезнувшей профессиональной преступности, о которой мы с тобой только в книгах читали. Еще до войны пять раз сидел за мошенничество. После войны еще не жил на свободе. Когда исполнилось ему 60 лет, начал умолять, просить: «На этом завязал, хочу остаток жизни провести на свободе, прожить достойно, чтоб хоть умереть с чистой совестью».