Дмитрий Захаров - Ковчег Судного дня

— Кто там?! — прокричал он.

— О-о-ох…

Он услышал громкий всхлип, покатился стаканчик для карандашей.

— Есть кто живой?!

Павел вытянул шею, заглядывая за стол. Голая толстая нога поспешно убралась, он успел заметить варикозные узлы на икре и золотой браслет, опоясывающий лодыжку.

— О-о-ох…

Людмила с трудом поднялась из-за стола. Она прикрывала руками обнаженную грудь.

— С вами все в порядке, Люда?!

На него бездумно взглянули карие глаза, прическа взбилась в воронье гнездо, под рыжими кудрями проступили черные корни. Старший менеджер глупо хихикнула. Она просто смотрела на него, ничего не говоря.

— Езжайте домой, Людмила!

Он притворил за собой дверь, услышав протяжный стон и шум падающего тела. Появление пьяной и голой Рогозиной выглядело дико, но не сверхъестественно. Напилась дамочка, устроила себе разгрузочный день! Дальше следовал его кабинет. На месте таблички торчала пара неаккуратных дырок, словно шурупы были вырваны с мясом. Тут же, в мусорном ведре, лежала и сама табличка «РЮМИН П.А.».

Тихо скрипнула дверь.

— Есть там кто?! — крикнул он наобум.

В первый миг ему показалось, будто на стене водрузили чучело деревенского пугала. Черные распахнутые руки, ухмылка, похожая на свирепый оскал. Земля поплыла, тело свело судорогой. Коммерческий директор напоминал птицу в полете. Рукава пиджака были раскинуты, как крылья, туловище устремлено ввысь, выпученные глаза дерзко смотрели в небо. Пальцы в предсмертной корче вцепились в гвозди, словно Гуревич пытался выдернуть острия из пронзенных ладоней, рот исказила безумная ухмылка, он будто хохотал над проделкой сослуживцев, затеявших веселую потеху. Крошки гипрока и осколки кирпича усеяли офисный стол, предусмотрительные коллеги воспользовались перфоратором, в капитальную стену были вогнаны пробки. Лоб финансового директора окутала вязь из колючей проволоки, струйка темной крови затекла в открытый глаз.

Павел вылетел пулей из кабинета. Он увидел муляж. Жестокий розыгрыш. Несколько раз глубоко вздохнул и остановился перед входом в ЕЕ кабинет.

— Пошла к дьяволу! — прошептал он вслух и распахнул дверь.

Хозяйка устроилась в кресле, запрокинув ноги на стол. Кабинет производил удручающее впечатление. Пол был усеян фарфоровыми осколками разбитой антикварной вазы, в темном голландском пейзаже чернела прореха диаметром с небольшую дыню, обвисшие края холста свернулись в трубочку.

— Вас не учили, что нельзя входить без стука, молодой человек? — Браун посмотрела на Рюмина.

— Я хотел поговорить…

Слова застряли в глотке.

— Слушаю!

— Я — Павел Рюмин… Ваш сотрудник. Бывший сотрудник…

— Вижу, что бывший, — сказала женщина. — Что дальше?

— Там в кабинете, Гуревич…

Браун нахмурилась, словно пыталась вспомнить что-то мелкое, незаслуживающее внимания.

— Мой коммерческий директор! Н-да… Что-то припоминаю. Был такой способный финансист. Он уволен!

Уволен. Хохочущий, страшный рот, как у Щелкунчика, бездумный взгляд, устремленный в потолок. Ее лицо отекло, как после хорошей пьянки, глаза утонули под распухшими веками, прическа растрепалась. Павел собирался с мыслями, а перед глазами застыли черные руки-крылья коммерческого директора.

— Вы находитесь на испытательном сроке, — медленно сказала Браун. — Нарушение служебных обязанностей чревато увольнением.

— Где моя девушка?!

— Если вы говорите о Юлии Гронской, то придется обождать. Юлия в служебной командировке.

— Я хочу видеть Настю! — прокричал Павел.

— Страдаешь, дружок? — Она рассмеялась. — Сейчас ты расскажешь, что любишь и жить без нее не можешь! Старая песня с фальшивыми нотами. В своевольной и капризной девице тебя манил твой собственный страх. Страх потерять ее! Неохотнее всего люди расстаются со своими страхами. Его величество — страх! Если бы я могла давать благословение, страх стал бы моим кумиром! Ради него совершаются подвиги, полководцы сжигают города, мореплаватели открывают новые страны. Этот мрачный город, стоящий на костях, был зачат в страхе, и его обитатели проживают свой век запуганными и злыми. Местные жители напоминают крыс. Они приспосабливаются, выживают в отвратительных климатических условиях. Я вижу, чувствую страх в их душах, страх быть чужими, одинокими и непонятыми собратьями!

Она ткнула каблучком туфли в стол и крутанулась на вертящемся кресле.