Анна и Сергей Литвиновы - Тебя убьют первым [litres]

Присутствовали, разумеется, бабка Галина и дед Влад. Больше всех, по-моему, плакали. Еще бы! Они знакомы с Радием чуть не с пятьдесят третьего года – вместе с покойным навеки уходила их молодость.

Жаль, что не прибыл из Америки мой отец Юрий Владиславович. Сослался на загруженность в университете. Хотя, с другой стороны, кто ему дед Рад? Всего лишь бывший тесть.

Зато появилась новая возлюбленная погибшего – Елена Андреевна Симеонова. Не знаю, возвращалась ли она в Петербург и снова приехала или так и проторчала в Белокаменной все эти дни, но тем не менее пришла. И тоже рыдала. Однако в свете файлов, что прислал мне Сенька, я приглядывалась к ней с особым любопытством.

Мой полубрат и внук покойного Арсений, разумеется, тоже присутствовал и время от времени даже делал мне через толпу какие-то экивоки как раз в сторону Елены – типа, обрати на нее особенное внимание. Это выглядело смешновато.

И, как ни странно, появился зачем-то человек, которого я никак не ожидала увидеть.

Человек из Байконура.

Тот самый, что допрашивал меня с Диней после того, как нас взяли на космодроме. Тот, что беседовал со мной после убийства Корчнева. И про Талгата выспрашивал.

Стоял он скромненько в стороночке, но не совсем где-то в толпе, а обособленно, с видом достаточно приближенного и имеющего право лица. Кирилл Бараев, капитан ФСБ, как он представился мне на космодроме.

Когда вышли из церкви, я улучила минутку, спросила его: «А вы зачем здесь?»

– Оперативный интерес, – ответствовал он загадочно и важно и отошел.

А еще похороны проходили двенадцатого апреля, и в этом имелась какая-то дурная символика: похороны старого ракетчика – похороны советской космонавтики. Об этом даже пару раз на тризне с горечью говорили.

Народу вообще собралось просто море. И бывшие служаки, отставники-военные. И бравые ребята, явно с офицерским бэкграундом, помоложе. И их жены – в основном провинциально-гарнизонные, но некоторые, наоборот, выглядели столичными штучками. И какие-то богемного вида люди, чуть не с телевидения. И барды, которых я даже кое-кого по телику видела. И телегруппа (кажется, местного ТВ) что-то поснимала после отпевания и на похоронах, с кем-то пару интервью записала. И видно было по людям и по речам, что многие Радия любили. Вспоминали о нем с удовольствием, весело, часто с теплой улыбкой. Хотя иные дамы, произнося поминальные речи, утирали слезу. И признавались, как были в покойного влюблены. (Лица при этом напрягались, я заметила, и у бывшей жены погибшего Эльвиры, и у последней возлюбленной Елены.) Даже пели иногда хором, невзирая на поминки, песни Радия Ефремыча: «Отдыхает за окном осень загорелая…» [9] Стихи Анны Гедымин.

Больше ста человек в итоге сошлось. Столы впритык друг к другу поставили. Арендовали столовку на окраине военного городка Краснознаменска.

Постепенно стали расходиться, мы с Диней тоже хотели заказать такси и уехать, но Эльвира (бывшая жена) подошла ко мне, шепнула (голос ее звучал уже с каким-то западным акцентом): «Прошу вас с вашим молодым человеком остаться. Посидим еще немного в узком кругу». Что ж, пришлось покориться.

После основных поминок отправились в дом к Радию Ефремовичу. В таком же микроавтобусе, как на Байконуре, и, в принципе, в том же составе: Денис, я, дед Влад, Сенька, Елена. Только добавились еще, конечно, Мария Радиевна, сама Эльвира да бабушка Галина. И, как ни странно, тот фээсбэшный чувачок с Байконура, который вдруг к похоронам прибился, капитан Кирилл Бараев.

Пробирались по второстепенным подмосковным дорогам уже в темноте. Пока ехали, я с молчаливого согласия Дениса попыталась разговорить Бараева. Уселась с ним рядом, взялась расспрашивать. Диня занял место позади нас, так что имел возможность при желании наш разговор слышать. Я атаковала человека из спецслужб вопросами.

– А вы почему с нами?.. А вы убийство Талгата и Корчнева расследуете?.. А гибель Радия Рыжова с ними в общее дело объединили?

Но на все мои потуги капитан отделывался какой-то ерундой:

– Хотелось познакомиться с вами поближе… Похороны такого человека, как Радий Ефремыч, заслуженного ракетчика, я не мог пропустить…

Наконец приехали. Опять этот нелепый дом, построенный под конец советской власти из подручных материалов – прошло пять лет, как я познакомилась в нем с дедом Радом, а три дня назад застала его тут мертвым.

Снова накрыли стол – привезли с собой недоеденное-недопитое из кафе.