Галина Романова - Осень&Детектив

Сначала мы наряжаем елочку около дома, и сам черт нам не брат, в том смысле, что хоть дождь с небес, хоть мороз тридцать градусов, мы все равно наряжаем и все равно счастливы!..

Потом мы достаем из гаража лыжи и… осматриваем их, как бы намереваясь немедленно двинуть «на лыжню». Двигаем редко, а вот осматриваем с удовольствием и радостью, как бы предвкушая «зимние забавы», которые эти самые лыжи и символизируют.

Потом мы с сестрицей покупаем свечи – несколько мешков – и расставляем их во всех углах наших квартир. Приходя друг к другу в гости – примерно по три раза на неделе, а как иначе, праздники же! – мы на них любуемся, на свечи-то. Красиво, ничего не скажешь!..

Потом мы притаскиваем елки в дом. У меня их, к примеру, три: одна в ванной, и всем очень там мешает, и стоят они до двадцать пятого января, то есть до Татьяниного дня. Надо заметить, что к этому самому дню выглядят они совсем неважно, но нас это нисколько не смущает.

Да, а еще рецепты!.. Декабрьско-январские рецепты дорогого стоят!.. Рождественская коврижка с изюмом и цукатами. Шоколадное печенье с ореховой крошкой. Салат оливье. Солянка мясная – ей, этой солянке, нужно отдать три часа, иначе ничего не выйдет!.. Гусь с яблоками. Гусь без яблок. Яблоки без гуся – красные, крепкие, зимние в огромной хрустальной вазе.

Созвоны с мамой, созвоны с сестрой. Что мы делаем в качестве «основного блюда»? Жарим индейку или запекаем буженину?.. Принципиальный вопрос!

Да, и «молодое божоле»!.. Куда же без него?!

Оно греется в кастрюльке, туда же добавляется корица, гвоздика, немного толченого коричневого сахара, дольки апельсина, кусочки яблока, и почему-то все это именуется «глинтвейн».

Оно отлично пьется все эти долгие-долгие, темные-темные, глухие-глухие дни, когда закат давно минул, а рассвета еще нужно дождаться.

Конец и начало мира.

Женщина, появившаяся в то утро в моем детективном агентстве, была раз в семь старше, нежели мои среднестатистические посетительницы.

Когда бы не протекция моей давней знакомой Татьяны Садовниковой, я ни за какие коврижки не стал бы уделять собственное драгоценное время столь пожилой леди. Однако Таня просила – и вот передо мной в кресле для гостей расположилась бабуля, ровесница то ли первой пятилетки, то ли Кровавого воскресенья. (Когда речь идет о немолодых женщинах, оперативное чутье отказывает мне в определении их точного возраста.)

– Вам кофе? – по инерции спросил я и лишь потом сообразил, что данной посетительнице уместней было бы предложить какой-нибудь рисовый отвар или, скажем, травяной сбор номер три. Однако старушка меня удивила.

– Да, молодой человек, – грудным голосом ответила она, – только прикажите вашей барышне приготовить не слишком крепкий и, если можно, добавить в него капельку сливок.

Я присмотрелся к даме повнимательней. Для своего возраста она выглядела чертовски ухоженной. Седые букли старой леди были тщательно завиты. Тщательный маникюр. Все зубы на месте и без изъянов. Ножки обуты в туфельки на каблучке. В руках – элегантная сумочка и полотняный зонтик от солнца.

Моя секретарша Римка, безусловно, услышала в своем закутке необычный заказ, потому что выглянула, тайком оглядела даму и ободряюще улыбнулась.

– А мне – покрепче, – вздохнул я в сторону Римки и обратился к даме: – Что привело вас ко мне, глубокоуважаемая, э-э…

– Зовите меня Татьяна Дмитриевна, – с достоинством проговорила элегантная старушка.

– Павел, – представился я, – просто Павел.

– Я попросила, чтобы моя тезка и крестница Таня составила мне протекцию в связи с печальными обстоятельствами… очень печальными… – Тут голос старушки дрогнул. На глазах показались слезы. Однако, на счастье, в сей момент из своего закутка явилась Римка с подносом и двумя чашками кофе. Одна из них оказалась со сливками. Кроме того, Римка от щедрот душевных добавила вазочку с печеньем – это означало, что бабуля ей понравилась.

– Спасибо вам, сударыня, – с необыкновенным достоинством поблагодарила Римку старая леди и отпустила ее старорежимным кивком головы.

– Мерси, – буркнул я. Римка украдкой показала мне язык.

– …Как это приятно, что, кажется, новая эпоха возвращает нам старые обращения – не правда ли, молодой человек? – продолжила дама. – «Сударыня», «сударь», даже «барышня» – насколько же приятнее звучит, чем – как это было принято при большевиках! – все эти «женщины» и тем более – «гражданки»!.. Не правда ли, э-э… – она сделала паузу, а затем рассмеялась, – ну вот, я хотела назвать вас «сударь», а мое прошлое, все мои восемьдесят прожитых при социализме лет подсовывают мне на язык «молодой человек»… Или, того хуже, «товарищ»!..