Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 09

— Это верно, не мог, — согласился Олигарх. — Ну и дела! Однако надо выкручиваться. У тебя есть какой-нибудь сценарий? Хотя бы эскиз пьесы.

— Кое-какие мыслишки вертятся в голове, — вздохнул Драматург, — надо с вами посоветоваться.

— Тогда выкладывай свои мыслишки, — поторопил Иван Степанович. — У нас немного времени.

Но тут их беседу прервал настойчивый стук. Драматург прошел к двери и отпер ее. Медбрат Семен стоял с безразличным выражением на сонном лице, в правой руке у него была резиновая дубинка. Постукивая ею о ладонь левой руки, Семен широко зевнул, показав крепкие кривые зубы, затем тоном, не вызывающим возражений, изрек:

— Господа артисты, я вспомнил распоряжение главного врача: вы должны сделать здесь мокрую приборку. Помойте окна, полы в зале и на сцене, протрите пыль на мебели. Словом, чтобы была идеальная чистота. Это мой участок ответственности, так что я проверю. Халтуру не потерплю. — Семен выразительно постучал дубинкой по ладони. — Не успеете до обеда, будете работать до ужина, не успеете до ужина, будете работать всю ночь. Инвентарь для приборки найдете в подсобном помещении в углу сцены, там имеется и кран с холодной водой. Задание ясно? Вопросы есть? Вопросов нет. Приступайте. Не советую разозлить меня плохой приборкой.

— Уважаемый Семен, разрешите привлечь к приборке обитателей сорок девятой палаты, — нашелся Олигарх, — дело быстрее пойдет. Ведь в любой момент сюда может заглянуть сам Сергей Петрович, и ему будет приятно увидеть объект вашей ответственности чистым.

— Сюда может зайти главный врач? — Семен озабоченно почесал затылок резиновой дубинкой.

— Конечно, может, — закивал Олигарх, — Сергей Петрович очень заинтересован, чтобы премьера нашей пьесы прошла успешной понравилась членам предстоящей медицинской комиссии.

— Как это я сам об этом не подумал, — хмыкнул Семен. — А ты молодец. Олигарх, соображаешь. Хорошо, доставайте инвентарь, а я пригоню сюда на приборку всю сорок девятую палату.

После скромного обеда организаторы труппы актеров вернулись в сверкающий чистотой актовый зал. Даже засиженные мухами люстры и электрические лампочки в них были тщательно отмыты и выглядели новенькими.

— А этот горилла Семен может заставить работать, — заметил Драматург, — зал просто сияет после приборки.

— Семен только на это и способен, — вставил Олигарх.

— Мне кажется, что медбрат в недавнем прошлом занимался боксом, — вступил в разговор Иван Степанович, — об этом можно судить по его сломанному носу. Похоже, его часто били по голове, поэтому и с памятью у него проблемы.

— Хотя Семен и не вызывает симпатии, тем не менее мы должны быть благодарны ему за то, что он пригнал на приборку целую палату, — с чувством удовлетворенности подытожил Драматург. — Иначе бы нам и за сутки не справиться. Теперь мы можем спокойно обдумывать сюжет пьесы. Прошу, коллеги, за стол.

Они прошли на сцену и расположились за чистым дощатым столом, зеленая скатерть с которого была передана в стирку.

— Выкладывай свои мыслишки, — сосредоточился Иван Степанович.

— Может, сначала подумать о кандидатах в артисты? — предложил Олигарх.

— Это предложение сразу же отклоняется, — возразил Драматург. — Вначале нужно определиться с пьесой, из которой будет видно, сколько актеров понадобится. Чем меньше будет задействовано актеров из числа умственно помешанных, тем больше шансов на успех. А успех нам очень даже нужен.

— Согласен, — кивнул Олигарх, — если мы провалим пьесу, то попадем в немилость к начальству и наши возможности по организации побега уменьшатся.

— Вы оба дело говорите, — поддержал Иван Степанович. — Может, мы втроем справимся?

Драматург поднял руку, призывая коллег к вниманию.

— Итак, господа, будем считать, что предварительные дискуссии окончены. Теперь слушайте и не перебивайте. У меня в голове крутятся три сценария пьес. Расскажу сжато нее три, а потом всесторонне обсудим каждый сценарий. Первая пьеса под заголовком «Совесть». Суть ее такова. Мэр города, некто Барсуков, хотя и взяточник, но взяточник совестливый. Принимать подношения от бизнесменов стыдится, но берет, чтобы не обидеть взяткодателя. После этого его целый день мучают угрызения совести, пока не унесет взятку домой и не спрячет ее в специально устроенный тайничок. С подчиненными ведет себя солидно, он им отец родной. Его жизненный принцип: живи сам и давай жить другим. Первый зам мэра Лисицын — человек угодливый, свои суждения высказывает осторожно, в словах верткий, как юла. Всегда соглашается с любым мнением мэра. Боится потерять теплое место, о чем коллеги догадываются, но вслух об этом не говорят, потому что каждый держится за свое место, приносящее солидный доход. Все взяточники. Начальник департамента городского хозяйства за свое место не боится, так как он двоюродный брат мэра. Начальник департамента земельных и имущественных отношений принят на эту сложную должность по личной просьбе начальника областного УВД. Начальник департамента торговли Алиев — лучший друг сына прокурора города. Другие служащие мэрии — родственники мэра или его друзья. Действующим лицом данной пьесы оказывается главный врач городской больницы Смирнов. Действие происходит в просторном кабинете мэра. Мэр сидит за своим столом неподвижно, обхватив опущенную голову руками. Настроение у него не просто скверное, а страшно жуткое, какое бывает у человека, приговоренного к расстрелу. Неизлечимая болезнь, о которой ему сегодня сообщили в городской больнице, тот же расстрел. И жить-то ему осталось всего-то не более двух недель. Мэр вызывает свою секретаршу и приказывает ей собрать всех сотрудников мэрии на срочное, последнее совещание. После того как все сотрудники собрались в его кабинете, мэр печальным голосом сообщает им: «Господа, друзья, я пригласил вас затем, чтобы сообщить кому неприятное, а кому, может быть, и приятное известие. Скоро я расстанусь с вами навсегда. У меня рак, друзья мои. Сегодня я узнал, что рак у меня прогрессирующий и осталось жить мне не больше двух недель. В семье об этом страшном диагнозе еще никто не знает. И вас прошу никому ни слова. Вот по этому печальному поводу я вас и собрал на последнее, чрезвычайное совещание. Хочу дать вам несколько советов, как дальше работать, уже без меня. И вот что я думаю о моей неизлечимой болезни и о своей судьбе. Все это неспроста. Прихожу к выводу, что данная напасть свалилась на меня за мои грехи. Неправильно жил, друзья мои. Мне бы не хотелось, чтобы вас постигла такая же участь, какая постигла меня. Но для этого вам нужно изменить свой образ жизни, изменить отношение к работе, к людям, работать по совести, не воровать, не брать взяток. Словом, дальше нельзя работать так, как мы работали до сих пор. Я понимаю, отвыкать от привычек будет трудно, но советую прислушаться к моему мнению. Я — пока еще — живой пример для каждого из вас. Пример, чем заканчивает жизненный путь человек, живший не по совести, не по Божьим законам. Я грешен и каюсь перед грядущей смертью. Жаль, что я понял о своих грехах слишком поздно. Очень жаль! Времени у меня осталось только на то, чтобы покаяться». Подчиненные слушают скорбную речь мэра с мрачными физиономиями. Зависшую паузу нарушает первый зам мэра Лисицын. «Леонид Маркович, — грустно вздыхает он, — но ведь это не просто вдруг начать работать по-новому, по совести, как вы сказали. Вы нас воспитали в другом, так сказать, стиле… Конечно, попробовать можно и по совести, по у каждого человека своя совесть, она не может быть у всех одинаковой. Как тут быть? Чья совесть должна послужить нам эталоном?» Чуть подумав, мэр отвечает: «Наверное, совесть мэра». В разговор вступает начальник департамента городского хозяйства Кругликов. «В том-то и дело — мэра! — восклицает он запальчиво. — А кто знает, какой человек придет на ваше место? Может быть, он окажется без совести, плутом и взяточником такого масштаба, какого мы себе и представить не способны. А еще хуже, если на должность мэра сядет какой-нибудь дурак, человек честный, который за ничтожную взятку может уволить или, хуже того, отдать под суд? Как тогда жить с таким? Мы же взятки берем не потому, что такие уж алчные, а чтобы не обидеть взяткодателей. Ведь они предлагают от души, мы мзду сами не просим». В разговор вступает Сусликов, начальник департамента земельных и имущественных отношений. «Куда ни кинь — всюду клин, — вздыхает он, — может так случиться, что мы останемся без ориентира и придется жить на одну зарплату. Тогда паи! Леонид Маркович, нынешний лозунг «Живи сам и давай жить другим» останется в нашей памяти сладким воспоминанием. Господи, как некстати вы, Леонид Маркович, заболели! На кого же вы нас, бедных, бросаете?!» Мэр вытирает платочком повлажневшие глаза и севшим голосом роняет: «Судьба, друзья мои. А судьбу, говорят, на кривой не объедешь». Неожиданно, после короткого стука в дверь, в кабинет мэра торопливо входит раскрасневшийся от волнения главный врач городской больницы Смирнов Антон Васильевич. Он с виноватой улыбкой подходит к мэру и громко восклицает: «Уважаемый Леонид Маркович, я поспешил к вам с самыми искренними извинениями. Простите, пожалуйста, Леонид Маркович! Произошла ошибка. Эту досадную оплошность допустил молодой врач Метелкин Афанасий. Он показал вам медицинское заключение совсем другого пациента. Тому бедняге действительно осталось жить на этом свете не более двух недель». Мэр удивлен, все смотрят на главврача. «Но на том заключении стояли мои фамилия и имя, — не веря в чудо, тихо произносит мор. — Что за чертовщина?» Главврач с заискивающей улыбкой поясняет: «Да, фамилия и имя, как у вас, Леонид Маркович, но отчество было другое — Макарович. Бывает, что и отчество сходится, но другие данные разные. Тот Макарович на пятнадцать лет старше вас. Я как услышал от Афанасия, что у нашего дорогого мэра якобы неизлечимая болезнь, о которой он вам сообщил, сразу лихорадочно стал проверять страшное заключение и обнаружил ошибку. Налицо вопиющая халатность молодого врача. В тот момент я готов был убить его. Но было не до разбирательств. Я сразу же помчался к вам, чтобы лично успокоить. Такое головотяпство со стороны подчиненного могло произойти исключительно во время моего отсутствия. Вы же знаете, Леонид Маркович, я был на симпозиуме. Простите великодушно! Я готов возместить нанесенный вам моральный ущерб. А с Афанасием разберусь самым строгим образом». Мэр облегченно вздыхает, на лицах его подчиненных появились улыбки. «Успокойтесь, Антон Васильевич, — примирительно промолвил мэр, — лично вашей вины я не вижу. Однако на вашем месте я бы уволил Метелкина. Зачем держать в своем коллективе бездарных подчиненных?!» Смирнов отвечает мэру: «Уволить не могу, уважаемый Леонид Маркович. Если только выговор объявить, устный». Мэр удивлен: «Как это — не могу уволить?» Главврач с прежней услужливой улыбкой замечает: «Не могу уволить потому, что Афанасий был принят по вашей личной просьбе. Метелкин — племянник прокурора области, а вы с областным — добрые приятели». Мэр несколько секунд пребывает в легкой задумчивости, затем машет рукой: «Хорошо, Антон Васильевич. Вам решать. А за хорошую весть большое спасибо. Я ваш должник. До свидания, еще увидимся». Главврач уходит, а мэр в радостном возбуждении обращается к повеселевшим подчиненным: «Друзья, вот такие случаются в жизни неожиданные повороты. Как вы понимаете, я бесконечно рад такому счастливому финалу. Так что мы с вами еще поработаем вместе». Все шумно, вразнобой поздравляют своего шефа с возвращением чуть ли не с того света, а первый зам Сусликов, перебивая всех, спрашивает мэра: «Леонид Маркович, и как же мы будем дальше работать? По старым, устоявшимся и утвержденным нами правилам или согласно новому вашему совету — работать по совести?» Мэр в смущении. Он озадаченно чешет затылок и не спешит с ответом. Но так как Леонид Маркович человек умный и опытный, он находит нужный ответ на весьма непростой вопрос: «Сейчас, господа, у нас в стране демократия, так что на следующем совещании обсудим этот вопрос и большинством голосов примем решение».