Журнал «Искатель» - Искатель, 2018 № 10

Наконец настал день годовщины.

После стольких утренних бдений Керкира по привычке проснулась рано и почувствовала себя неуютно. Поминовение было запланировано на полдень — время, когда день переламывается напополам, когда души уходят из этого мира, а боги слушают людей особенно внимательно.

Женщина поднялась и вышла на балкон. Город тихо спал. Было прохладно, даже немного зябко. На востоке, там, где Птерелай собирал свое войско, чтобы повести его на столицу, начинало слабо светлеть.

— Выглядит величественно, согласна.

Керкира вздрогнула, но не обернулась. Конечно, это была Талия. Она всегда вставала раньше и умудрялась подкараулить пробуждение Царицы.

— Ты когда-нибудь переучишься подкрадываться?

— Ничего не могу с собой поделать, ты же знаешь.

— Ты специально?

— Да.

Керкира улыбнулась. Талия была умна и подготовлена. Пожалуй, она со временем даже лучше самой Царицы подошла бы на роль Верховной Жрицы. Только ей не повезло с родителями. Впрочем, с тем, кому не повезло, можно было бы поспорить. Родители Талии хотя бы были живы.

— Гляжу на это небо, — помедлив, сказала Керкира, — и у меня такое ощущение, будто сегодня должно случиться что-то важное. Такое покалывание в воздухе.

— Ты всегда слишком серьезно воспринимала всю эту храмовую мистику. Тут холодно, ты голодна и не спала толком. Пойдем внутрь.

Керкира обняла себя за плечи и покачала головой.

— Погоди. Хочу посмотреть на облака, — сказала она, всматриваясь в далекую тучу, которая собиралась на горизонте над морем. — Эх, если бы голод и холод были моими единственными проблемами.

Судя по ветру, туча не собиралась двигаться в сторону берега.

— Ты не хочешь, чтобы твоей первой проблемой был голод. Поверь мне, — сказала Талия чуть холодней, чем обычно. А потом — мягче: — Владычица, ты не представляешь, сколько проблем не смогут решиться без тебя этим утром в Храме.

Керкира вздохнула и повернулась к девушке.

— Похоже, придется приступить к ним, пока не случилось какого-нибудь потопа.

Они вышли с балкона и не увидели, как холодное серое небо стало окрашиваться в теплые цвета.

Белые колонны Храма сияли в лучах полуденного солнца. Площадь перед громадными ступенями была заполнена народом, стоял шум говора сотен голосов. Казалось, вся столица собралась в одной точке.

Две лошади, вороная и золотая, везли Керкиру в открытой колеснице через это гулкое людское море. Они двигались медленно, в гору, так что женщина могла сполна ощутить кожей человеческую стихию. Все эти лица, глаза, судьбы зависели от нее. Каждый смотрел на нее с надеждой, со страхом, со злостью. Это чувство захлестывало ее с головой, отдавалось болью в груди, жаром на коже.

Внешне же Верховная Жрица была совершенно спокойна. Твердой рукой она управляла ритуальной повозкой. Они должны были видеть, что такой же рукой она может править самим переходом дня на ночь. Останови она колесницу, солнце замерло бы в небе.

От того, сможет ли она внушить людям это, сможет ли завладеть их сердцами, зависело все.

А вот и ступени. Керкира вышла из колесницы и, ни на секунду не прекращая движения, начала подниматься. Сорок два тяжелых шага. Солнце и тысяча взглядов жгли обнаженную спину.

«Что же, ты сама хотела, чтобы сюда пришел каждый. Наслаждайся теперь», — сказала она себе в тот момент.

Восхождение подошло к концу. Остановившись на площадке перед входом, на границе между тенью храма и лучами солнца, Керкира обернулась и осенила толпу знаком, которым родители благословляли детей, а братья и возлюбленные друг друга. Это пришло само собой, этого жеста не было в традиции. Люди притихли, некоторые склонили головы.

Верховная Жрица вошла под своды храма.

Белые стены поднимались ввысь, будто бы доходя до самых небес. Огромное пространство было заполнено людьми — и тишиной. Послушницы и жрицы стояли безмолвно, словно огромная космическая свобода, открывавшаяся в стенах Храма, давила на них, заставляла притихнуть. Либо они были хорошо научены.

Ощущение, которое Керкира испытывала, напомнило о том, как она в первый раз вошла под эти могущественные своды. Что-то несоизмеримо больше ее, важнее ее открылось напуганной девочке с покрасневшими глазами. Что-то обещало изменить ее жизнь, изменить все, если ей хватит смелости и воли пройти по этой дороге.

Она прошла прямо, как и было должно, до места в центре залы. Когда звук ее шагов стих и во всем Храме, а казалось, и во всем мире наступила тишина, Царица запела. Ее голос, чистый и громкий, нес слова о скорби и печали, о величии и славе, о посмертном покое и тяготах жизни. Когда песня была спета один раз, ее подхватили ближайшие к Керкире жрицы, мелодия стала сильнее, крепче. Все больше и больше голосов присоединялось к ней.