Елена Дорош - Брошь с черным опалом

– Я как раз хотел тебе предложить съездить к нему. Скучаю ужасно.

Агата облегченно вздохнула и взяла Марка под руку.

Последнее время он бывал у деда нечасто и всегда один. Нина ни разу не предложила поехать вместе. Если Марк звонил в Архангельск, она выходила из комнаты, прошептав «не буду мешать». И никогда не спрашивала, о чем был разговор. Почему именно сейчас он вспомнил об этом? Почему раньше все поступки Нины воспринимались иначе? Впрочем, к чему эти «почему»? Он жил с женщиной, но совсем ее не знал. Или не хотел знать. Ему было спокойно. И он почитал это за счастье. Но, оказывается, счастье… Счастье никак не связано с тем, что он чувствовал раньше.

Сверху он посмотрел на Агату и вдруг совершенно явственно увидел, как она, блестя черными супрематическими глазами, слушает их с дедом разговор, жмется к трубке, чтобы получше разобрать, о чем там толкует Петр Арсеньевич, наконец, не вытерпев, влезает и кричит в телефон:

– Ждите, мы скоро приедем! И не вздумайте простудиться!

Марк даже головой помотал, настолько реальной была картина, и вдруг спросил:

– А дети у нас будут?

Она не удивилась.

– Да.

И добавила:

– Понимаешь, без них мы просто пара, а с ними – семья.

Маруся приехала на том же поезде, в том же вагоне и даже с той же приятной молоденькой проводницей. Разница была лишь в настроении пассажирки. Маруся выпорхнула из вагона, как птица из клетки, и тут же увидела стремительно идущую ей навстречу пару. Рядом с дочерью шагал, держа ее за руку, высокий мужчина. Он показался Марусе таким красивым, что она затрепетала. Он напоминал кого-то до боли знакомого… Ну конечно! Флориндо Аретузи! Рост, осанка, походка! Один в один!

Увидев мать, Агата подпрыгнула и кинулась к ней через людской поток.

– Доню, ну як ты? – от волнения перейдя на «ридну мову», спросила Маруся. Агата молча обняла ее и прижалась к румяной, теплой после вагона щеке.

Марк смотрел серьезно, лишь ярко-синие глаза слегка щурились. Маруся засмущалась. Агата поспешила их познакомить и потащила на улицу. Пока ехали по городу, Агата спрашивала о бабушке, делах на заводе, в общем, дала время немного оклематься от вида шикарного мужчины. Они заехали поесть в небольшое кафе на Малой Морской и там огорошили ее тем, что приехала она не просто так, а на свадьбу племянницы Софии Корц. Пока Маруся приходила в себя, Марк с кем-то поговорил по телефону и доконал бедную женщину сообщением, что завтра ее будут знакомить со всеми чадами и домочадцами в ресторане израильской кухни Saviv на Большой Конюшенной. Это было уже слишком. Мысленно перетряхнув три раза свой маленький чемоданчик, Маруся обнаружила в нем, кроме ночнушки и халата, скромное платьице, что называется, на каждый день, и кофточку в комплекте с черными шерстяными брючками. Поглощая шарлотку, Маруся то бледнела, то краснела от осознания предстоящего ей неминуемого позора. В конце концов дочь заметила ее близкообморочное состояние и, наклонившись, шепнула:

– Ты чего, мам? Никак, струхнула от обилия родственников? Не бойся, они хорошие.

Маруся глянула с недоверием.

– Может, не надо в ресторане? Может, как-нибудь по-простому? У меня нарядов, кроме домашних, ни одного.

Агата довольно улыбнулась и чмокнула маму в щеку.

– На квартире тебя ждет сюрприз. Будешь у меня краше всех!

Марусю доставили до квартиры бабушки Наты, предупредив, что там ее ждет Муся, и наконец отбыли.

Заслышав шум, Муся вышла навстречу из кухни. Увидев, что явилась Своя, Муся подошла поздороваться. Маруся подняла кошку и потрогала круглое брюшко.

– Ого, да тебе скоро рожать. Совсем чуть осталось.

Муся мяукнула, соглашаясь.

В комнате Маруся нашла обещанные сюрпризы. Их было целых три. Темно-красное платье, лаковые лодочки и… – она не поверила глазам – светло-коричневая норковая шубка, такая легкая и пушистая, что у Маруси перехватило дыхание. Ну и кто тут бедная провинциалка?

Она быстро надела платье, встала на каблуки, накинула шубу и покружилась во всей красе перед зеркалом. В нем отразилась такая шикарная женщина, что Маруся залюбовалась.

– Маруся, ты Маруся, люблю я твою вроду, – тихонько пропела она, оглядывая себя, и тут раздалось громкое мяуканье. Маруся обернулась на кошку и в одну секунду поняла, что та решила окотиться прямо сейчас.

Баграм Закарян уже неделю и два дня был в бешенстве. Еще немного такой работы, и идея открыть гостиницу к началу сезона накроется, как говорят русские, медным тазом. За время длиннющих новогодних праздников рабочие окончательно развратились и возвращаться в нормальное состояние, похоже, не собирались. Сегодняшний день грозил стать худшим из худших. Все, что можно испортить, испортили. Все, что можно испоганить, испоганили. Он приехал после обеда и увидел работников, передвигающихся, словно мухи, обрызганные дихлофосом. Баграм на всех наорал, построил в колонну по четыре и отправил к чертовой бабушке до завтрашнего утра, пригрозив, что уволит без содержания каждого, кто завтра явится в непотребном виде. Потом еще раз осмотрел результаты сегодняшних трудовых усилий и пришел во взрывоопасное состояние. Работы по электропроводке были почти завершены, но оказалось, что провода соединены не сваркой, пайкой или опрессовкой, и, уж конечно, не клеммами, а обычной скруткой, при этом алюминиевые вместе с медными. Это было выше его сил! Минуты три Баграм рычал от бессильной злости, а затем начал все переделывать.