Наталия Антонова - Осень цвета кофе [litres]

– Потому что меня по долгу службы, – Славин придал своему голосу солидность, – интересуют ваши соседи по лестничной площадке.

– И кто же именно? – быстро спросила женщина.

– Костюковы. В частности, Анна Леонидовна.

– А почему не Вадим Аркадьевич? – поинтересовалась женщина, не сводя изучающего взгляда с лица Славина.

Особенно её интриговали и притягивали глаза оперативника – не зелёные и не коричневые, они напоминали своим цветом лесные орехи, растущие в лесу за Волгой, и возвращали женщину во времена её далёкого детства. Она сама не заметила, как её собственные глаза затуманились…

Но сухо прозвучавший голос оперативника вернул её в реальность:

– Потому что Вадим Аркадьевич, к моему большому сожалению, убит. – Теперь лицо Славина выражала неподдельную скорбь.

– О господи, – всплеснула руками старушка, – чего же вы тогда стоите в коридоре?!

– В квартиру вы меня, Прасковья Ивановна, пока не приглашали, – вздохнул Славин.

– Так заходите скорее! – поманила оперативника правой рукой Тяжеловесова.

И он, повинуясь жесту её маленькой сухой ручки, шагнул в полусумрачную прихожую.

Свет хозяйка зажигать не стала, просто сказала:

– Разувайтесь и проходите на кухню. Я сейчас чайник поставлю.

– Прасковья Ивановна, а можно я бахилы надену? – осторожно спросил Славин.

Тяжеловесова окинула придирчивым взглядом замшевые туфли оперативника. Если бы она знала, сколько они стоят, то непременно наполнилась бы нехорошими подозрениями и откровенничать с ним не стала бы, хотя он и мог объяснить ей, что деньги получил от отца, за помощь, оказанную ему при выпуске новых каталогов для галереи.

Но Тяжеловесова была управдомом старой закалки и не только не ездила в булочную на такси, но и в моделях итальянской обуви не разбиралась. Поэтому она перевела взгляд на бахилы, которые он держал в руке, и кивнула в знак своего дозволения, как кивала в одном из старых советских фильмов своему подданному, допуская его к монаршей руке, одна из английских королев.

«Кажется, Елизавета Первая», – пронеслось в голове у оперативника.

Натянув бахилы, Славин прошёл вслед за хозяйкой и оказался, к своему удивлению, не на маленькой кухоньке с геранями на подоконнике и пёстрыми занавесками на окнах, а в большой светлой комнате, походившей скорее на гостиную и заставленной приличной мебелью и отличной современной техникой.

– Чай? Кофе? – спросила Тяжеловесова светским тоном.

– Если можно, то чашечку кофе без сахара, – попросил Славин.

И вдруг он так ярко увидел перед собой распластавшегося на полу кухни Костюкова и валявшуюся на полу разбитую чашку с лужицей кофе рядом, что мысленно содрогнулся и, переменив своё решение, поспешно проговорил:

– Лучше чашку чая!

– Что же вы так непостоянны, прямо как ветреная жеманница, – со снисходительной улыбкой укорила его хозяйка дома.

– Простите, ради бога, – проговорил Славин.

– Видно, что-то вспомнили неприятное, связанное с кофепитием, – прозорливо предположила она.

– Совершенно верно, – не стал скрывать от неё оперативник, – ваш сосед Костюков умер, когда поднёс ко рту чашку с кофе.

– Какой ужас! – воскликнула старушка. – Люблю кофе, но на этот раз, пожалуй, за компанию с вами выпью чаю.

Он машинально кивнул.

– Вам покрепче? – спросила она.

– Да, если можно.

– У меня мармелад есть, вернее, лимонные дольки и печенье «Топлёное молоко». – Она открыла дверцы навесного шкафчика и достала оттуда две ажурные вазочки из тонкого хрусталя, насколько Славин мог судить, чешского.

У его деда тоже были подобные вазочки и корзиночки. Дед рассказывал, что в советское время всю эту утварь привозили военнослужащие, проходившие службу в советском контингенте групп войск, дислоцирующихся на территории Чехословакии. А затем сдавали её в комиссионные магазины, чтобы как-то пополнить свои денежные накопления. Остальные советские граждане, лишённые возможности выехать за границу, с удовольствием покупали всю эту посуду и безделушки, произведённые в так называемых братских странах социалистического лагеря.

– Не стоит беспокоиться, – проговорил Славин, но печенюшку всё-таки взял.

Они сидели за столом друг против друга и, кажется, никуда не торопились. Посторонний, взглянув на них со стороны, мог бы запросто решить, что это внук пришёл проведать бабушку, вот они теперь и попивают чаёк, наслаждаясь обществом друг друга и не спеша нарушить затянувшуюся паузу. Ведь двум близким людям и помолчать наедине друг с другом – одно сплошное удовольствие. Но это если только посмотреть со стороны. На самом же деле оперативник просто давал старой женщины время прийти в себя и осмыслить случившееся. Хотя, возможно, Тяжеловесова и не нуждалась в такой передышке.