Елена Богатырева - Ловцы душ. Исповедь

Данила никогда не узнал бы в женщине, которая вошла в комнату для свиданий, милую девушку с университетским образованием, которую он видел несколько раз мельком. Перед ним была женщина с безжизненным взглядом и циничной улыбкой.

— Еще один, — процедила она, выплевывая слова. — Ну, что будем делать?

Конвоир, считавший Данилу троюродным братом заключенной, строго посмотрел на Данилу.

— Маша, — Данила взял ее за руку и крепко сжал, — тебе большой привет от сестры Марты, ты ведь не забыла нас, правда? Помнишь тетю Таню? А Марту помнишь? Я сбрил бороду, поэтому ты меня не узнаешь. Помнишь Ленинград?

Маша подняла на него затравленный взгляд:

— Марту?

Он сильно сдавил ей руку.

— Да, сестру…

— Ленинград…

Маша вдруг зарыдала, уронив голову на руки. Конвоир, наконец, оставил их одних. Деться из тесной комнатушки им было некуда, а Данилу обыскали перед входом.

Он сбивчиво, поминутно оглядываясь на дверь, рассказал Маше о том, что они хотят усыновить ребенка Галины, пока та не выйдет на свободу. Ведь детский дом может за десять лет переехать, расформироваться или того лучше — усыновит ребенка кто-нибудь. Тогда уж точно никогда не узнаешь где он и как.

— Смешные вы люди, — утерев слезы, сказала Маша. — А как же моя? А с Женькой как?

Данила не сразу понял, о чем она говорит. Маша родила ребенка за две недели до того, как состоялся суд. Сначала ей еще позволили держать девочку при себе. А теперь она не имеет о ней никаких известий. «Должно быть, все еще где-то здесь, на Алтае…»

— Заберите и наших, иначе он заберет. Он ведь так ждал этого!

Маша попала в самую точку. Именно так Данила и чувствовал Андрея в последнее время. Ему нужны были эти дети. Они были связаны с ним уже одним фактом рождения, а такие связи посильнее веры, угроз и обольщений. Эти дети в его власти с самого начала.

Он обещал Маше забрать всех. И просил писать на главпочтамт хотя бы раз в год: вдруг амнистия. Раз в год на имя Марты Беловой. Дети будут в надежном месте. Как только удастся найти хоть кого-нибудь, они ей сообщат.

— И еще, — тихо сказала Маша на прощание, не глядя ему в глаза — кажется, я догадываюсь, кто ты. Он будет искать тебя. Что-то ему от тебя нужно. Что-то очень важное.

— Я знаю, — сказал Данила.

Нина Анисимовна пролистывала страницы дневника Марты, исписанные цифрами, датами и названиями небольших городков. Здесь были расписания поездов, перечни документов, суммы взяток с указанием кому и за что. Скупые цифры заполняли страницы дневника четыре месяца, пока рядом не появились другие цифры: 8.00 — завтрак, 10.00 — второй завтрак (250 граммов молока, печенье), 13.00 — обед… Они нашли дочку Маши и назвали Полей, как она и просила. Девочка напоминала былинку, качающуюся на ветру. Недостаток питания, недостаток витаминов и, конечно, самое главное, полное отсутствие ласки. В течение года они разыскали и остальных детей.

Труднее всего было с сынишкой Жени. Мальчика они нашли в психоневрологическом доме-интернате для детей-инвалидов. Он сидел неподвижно, не проявляя интереса ни к окружающим, ни к игрушкам. Лешка (Марта назвала его так в память о погибшем Алексее) доставил им больше всего хлопот.

Пользуясь тем, что была в школе на хорошем счету, Марта задумала открыть маленький детский дом. И уже собрала все необходимые для этого документы. Но детскому дому необходимо было придать некоторый медицинский статус, коли уж там будет воспитываться и мальчик с отклонениями. Это затянуло оформление бумаг еще на четыре месяца.

Ольга Михайловна, учительница рисования и коллега Марты, так увлеклась ее начинаниями, что предлагала свою помощь по каждому поводу. Когда решался вопрос с помещением, она рассказала Марте о затерянном в районе Вуоксы каменном доме с колоннами, где можно было бы разместиться им всем с детьми. Она мечтала помогать Марте и готова была взять на себя все хозяйственные хлопоты.

— Милая моя, я всегда этого хотела. Только вот не решалась. Возьмите меня, не пожалеете. Никаких денег не нужно, только за проживание. Я даже хлеб сама печь умею…

Ольга стала первым человеком, которому Марта рассказала свою историю. Она рассказывала понемногу, чтобы не огорошивать ее сразу. Хотя, пожалуй, Ольга Михайловна не моргнув глазом приняла бы любую правду. Через полгода она обожала всех детей как своих собственных и даже под страхом смертной казни не согласилась бы расстаться с ними.

Все это время Марта покупала центральные газеты и даже выписывала несколько из восточных регионов. Она читала их внимательно, не пропуская даже самых коротких сообщений, вплоть до некрологов. Надежда ее была слабой, почти ничтожной. Но каждый вечер Марта садилась у своего стола и изучала каждую статью, словно самый придирчивый цензор.