AlmaZa - Шиншилла [СИ]

Есть у автора такая дурная привычка, всегда, после логического завершения произведений, докидывать зарисовки, не останавливаясь на «… и жили они долго и счастливо», а уточняя, как именно они жили и становились счастливыми…

В доме уже не осталось ни одной неприкаянной вещи; всё нужное было упаковано в коробки или оберточную бумагу; всё первостепенно важное уже вывезли в новое место обитания, а менее значимое ждало своей очереди. Часть мебели распродавалась, часть оставалась здесь, с позволения новых хозяев особняка, которым понравился тот или иной гарнитур. Херин с тоской провела тонкими пальцами по шершавой коричневой упаковке, за которой скрылась картина, ещё недавно висевшая на стене, у которой теперь стояла, прислонившись, как какая-то ненужная картонка, перемотанная скотчем. На ней современный художник изобразил мифологическую сцену похищения Зевсом Европы, для чего он превратился в быка. Стилизованная под ушедшие эпохи, она была яркой и свежей, словно исполнивший её мастер сам был свидетелем того, что передал своей кистью. Но всего этого уже не было видно, и Херин воспроизводила в своей памяти, как Химчан однажды принес её, чтобы украсить пустое пространство и оживить то место, в которое иногда утыкался захваченный грустью взгляд сестры. Как она отругала его за расточительство, ведь это была не просто репродукция или плакат, а авторский труд маслом.

На стуле рядом лежал ящик с чанги. Много вечеров они провели с братом за игрой в них, переставляя тридцать шесть фигур по полю туда-сюда, соответственно с правилами ходов коня, генерала или колесницы. Смех и споры, возмущения и недовольство, радость от поочередных побед — так много было прожито здесь, в этом доме, который чуть больше чем за месяц совершенно потерял свой облик. Без кошек и собак, попугайчиков и хомячков, морских свинок и иногда даже Шин Шиллы всё тут потеряло душу, но, главным образом, из-за отсутствия здесь Химчана.

Дэниэл подошел сзади и, обойдя справа, положил свою руку сверху, выводя девушку из состояния ностальгии.

— Не хочется покидать жилище? — негромко спросил он, медленно и осторожно притягивая за руку к себе всю натуру.

— Мне бы не хотелось покидать то, что было здесь раньше, — Херин обернулась, сжимая пальцы на его ладони, — а то, что осталось теперь, меня не очень-то держит. Напротив, хорошо, что есть где оторваться от прошлого.

— Ты не очень похожа на ту, которая от него оторвалась, — он мягко улыбнулся, подведя Херин к себе, а потому выпустив руку и переместив свою на её талию, — не кривя душой, признаю, что даже у меня здесь есть уголок, который заставляет меня предаваться приятным воспоминаниям.

— Неужели? — удивилась девушка. — У тебя есть приятные впечатления от места, где тебя держали связанным, били и угрожали пристрелить?

— Конечно, обожаю, когда меня хотят грохнуть! — расплылся молодой человек и подтолкнул невесту вперед. — Пошли, покажу тебе этот волшебный закуток.

Подведя её к лестнице, Дэниэл упорно завел Херин на второй этаж и пропихнул к той комнате, где перед Новым годом его держали пленником. Распахнув дверь, он вошел туда, не отпуская спутницы, поэтому она оказалась там же. Кроме прикрытых целлофаном тумбочек и пустой кровати с голым матрасом, не было ничего, что выдавало бы спальню, некогда уютную и гостеприимную, а теперь неприглядно опустошенную. Отвечая на подозрительный взгляд, Дэниэл поцеловал в щеку возлюбленную.

— Разве я могу забыть, как ты пришла тогда ночью, позволив мне уповать на то, что я не безнадежен и удостоюсь ответа на свои симпатии. — Херин порозовела, хорошо помня, как не выдержала лежать в кровати, пораженная напористостью и обаянием узника, двойственное отношение к которому не давало ей покоя. Понимая, что он враг, ей тем не менее хотелось помочь ему чем-то и облегчить участь. Теперь-то она точно знала, кто он, чтобы определиться с чувствами. — Несмотря на то, что руки у меня были связаны, я всё же заполучил твой поцелуй.

— Ты умеешь уговаривать, — улыбнулась смущенно Херин, уткнувшись в его плечо. Он накрыл её своей рукой.

— Что удивительно, со свободными руками я чувствую себя куда скованнее, потому что боюсь позволить себе лишнего, — Дэниэл провел пальцами по её скуле и, подняв лицо к себе за подбородок, серьёзно посмотрел в глаза девушки, — больше всего на свете я боюсь тебя чем-нибудь обидеть…

— Я… — Херин немного отстранилась от него, не потому, что он сказал что-то не то, а потому, что хотела сама ощутить грань, до которой ничего ей не повредит. — Я понимаю, что ты говоришь о моём психологическом состоянии. Я толком не знаю его устойчивости, но прошло столько лет… я давно не мучаюсь видениями или панической боязнью мужчин, — она воззрилась в глаза Дэниэлу с расстояния, — но ведь я и не подпускала к себе никого всё это время… Я не знаю, насколько далеко я смогу зайти и хотела бы дать тебе то, чего ты хочешь, но пойми меня правильно…