Уильям Кеннеди - Джек-Брильянт - Печальная история гангстера

Джек был для меня не просто человеком, с которого брали пример все гангстеры, самым деятельным умом в нью-йоркском преступном мире, а одним из наиболее ярких представителей новой поросли американцев ирландского происхождения, героем Горацио Элджера, [1] Горацио Элджер (1832–1899) — американский писатель; герои Элджера — бедняки, которые «выбиваются в люди». Финном Маккулом [2] Финн Маккул — ирландский мифический герой, мудрец и провидец; подвиги Финна и его фиана (отряда воинов-охотников) описаны в ирландских сагах. и Джесси Джеймсом [3] Джесси Джеймс (1847–1882) — американский гангстер; вместе со своим братом Фрэнком возглавлял банду, грабившую банки и поезда. одновременно, тем, кто на собственном опыте доказал, что любой американец способен с помощью пистолета пробиться к славе и богатству. Моим друзьям, которые ставят под сомнение мораль этих несколько необычных мемуаров, я не устаю повторять: «Если вам нравился Карнеги [4] Эндрю Карнеги (1835–1919) — американский промышленник и филантроп, жертвовавший огромные суммы на развитие культуры; в его честь назван крупнейший концертный зал в Нью-Йорке «Карнеги-Холл». и Кастер, [5] Джордж Армстронг Кастер (1839–1876) — американский генерал, прославился в Гражданской войне 1861–1865 гг.; убит индейцами. то придется по душе и Джек-Брильянт». В свое время он был почти так же знаменит, как Линдберг, [6] Чарлз Линдберг (1902–1974) — американский летчик; первым в 1927 г. совершил беспосадочный полет из Нью-Йорка в Париж на самолете «Дух Сент-Луиса». когда тот находился в зените славы. «Самый непредсказуемый рэкетир», — охарактеризовал его нью-йоркский журнал «Америкэн»; «Победитель конкурса «Враг народа», — называла его «Пост»; «Самый обстрелянный человек в Америке», — писала о нем «Миррор».

Неужели кто-то думает, что эти превосходные степени легко ему дались? Ничего подобного. Джек был первопроходцем, создателем первой, по-настоящему эффективной преступной группировки, королем городского преступного мира на протяжении многих лет. Его имя мелькало на страницах всех без исключения бульварных газет — скажете, просто? Он способствовал благородному делу коррупции и порока. Он смочил ссохшуюся гортань миллионов животворной влагой человеческого тепла. Он давал лекарство, которое подымало настроение; делал уколы, снимавшие тревогу. Он помогал людям заявить о себе — и как помогал! И чем же мир отблагодарил его? Ничем. Все, что от него осталось, — это съехавший с постели труп в исподнем; всеми брошенный, одинокий труп.

Это, по всей видимости, и поразило меня больше всего: Брильянт — один; редкое зрелище, невероятное, не укладывающееся в голове событие, горькая ирония. Представьте себе глуховатого мудреца из Помпеи; раскаленная лава стекает с гор, а он, ничего не подозревая, стоит себе, расставив ноги и прикрыв рукой стыд, и мочится украдкой на садовую изгородь. Что ж, он даже не слышал грохота. И ни один археолог никогда не узнает, какие почести выпали этому человеку на земле, каких истин он придерживался, какую любовь снискал и мудрость исповедовал до того мгновения, когда поток лавы увековечил его в качестве Справляющего Нужду. То же и с Джеком-Брильянтом. Пусть бы даже он зарабатывал на жизнь, торгуя туалетной бумагой или бутылками из-под молока, — в любом случае это был оригинальный человек, который заслужил оригинальную эпитафию, даже если эпитафия эта и появилась на полвека позже. Говорю тебе, читатель, это был необыкновенный человек в необыкновенной стране, слияние яркой индивидуальности с ослепительной американской действительностью, с исконно Колумбовым великолепием, осеняющим эту проклятую землю. Джек был для меня загадкой. Общение с ним доставляло мне удовольствие, он умел меня рассмешить. И в то же время нельзя сказать, чтобы я совсем не испытывал страха в присутствии человека, для которого насилие было профессиональным навыком. Да, страх был. Определенно был. Но ведь страх, каким бы мудрым он ни был, — чувство примитивное; я же — по крайней мере, с эмоциональной точки зрения — никогда не считал себя существом примитивным.

Для встречи с Барахольщиком, Пронырой и Флосси я выбрал «Кенмор», потому что если душа Джека присутствует в этом мире, то витает она именно здесь, в этом баре, в старой, давно не используемой комнатушке с облупившейся краской на стенах. Невозможно себе представить, что в двадцатые — тридцатые годы это пустое, заброшенное помещение было ночным клубом «номер один» от Нью-Йорка до канадской границы. Даже во время Великой депрессии здесь приходилось заранее заказывать столик, если вы хотели субботним вечером потанцевать под музыку самых популярных в стране оркестров — Руди Вэлли и Бена Берни, Реди Николса и Расса Моргана, Хэла Кемпа и братьев Дорси, а также всех, кто был до них и после них. Разумеется, Джек, с его громкой славой, в «Кенморе» дневал и ночевал. Так почему, спрашивается, не позвать было туда трех старых друзей, не послушать их воспоминания и не использовать их в моем повествовании?