Марина Серова - Фата пропавшей невесты

Как только я проснулась в пятницу утром, причем поздним, в мою голову даже не пришла, а нагло и бесцеремонно ворвалась мысль: «Надо начать ходить на фитнес», потому что все тело болело так, словно меня пропустили через камнедробилку. Правильно говорили древние: «В колеснице прошлого далеко не уедешь», а если по-простому: нечего хвалиться былыми спортивными достижениями, если ты после не самой трудной домашней работы чувствуешь себя как старая больная кляча. Но фитнес – это дело будущего, а сейчас я отскребла себя от постели и, как хрустальную вазу, понесла в кухню – малейшее движение отдавалось болью во всем теле.

Напившись кофе, я стала думать, чем заняться, но оказалось, что кроме телевизора и нечем, потому что найти какую-нибудь из коробок с книгами я еще могла, а вот копаться в ней, чтобы выбрать что-то интересное почитать, уже нет – не мазохистка же я, в конце концов, чтобы так над собой издеваться. В результате я весь день провела напротив телевизора, смотрела всякую муть и дремала.

Утром в субботу мне, естественно, позвонила Мария и сообщила, что Люся дозрела до откровенного разговора. Но откровенничать в общественном месте не станет даже идиот, это только в современных детективных сериалах доблестные, но не очень умные работники всех без исключения правоохранительных органов на улице обсуждают показания свидетелей и делятся планами, кого и где они будут задерживать. Значит, говорить мне с Люсей придется в бабушкиной квартире – с тем, что я ее засветила, я уже смирилась. Можно было еще у Терентьевых, но эта буйная парочка обязательно будет подслушивать, пусть не Саша, но Мария – точно, а мне предстояло сказать Люсе кое-что, для их ушей не предназначенное. Вот я и передала Маше, чтобы Люся приехала по тому адресу, куда позавчера вещи отвозили. Наводить порядок к приходу гостьи я и не подумала – сил не было еще раз все эти коробки ворочать, да и в кухне места было достаточно, уж вдвоем как-нибудь поместимся.

Естественно, Маша приехала вместе с Люсей.

– Это Татьяна… – начала она.

– Александровна, – добавила я.

– Ну да, Александровна. Ты можешь обсудить с ней все, потому что она и так в курсе. Если Полянская к кому и прислушается, то только к ней, а потом и маму твою убедит.

– Люся, здесь беспорядок, проходи в кухню, там относительно нормально, – пригласила я. – Сейчас мы с тобой кофе выпьем и поговорим по душам.

– А я? – возмутилась Мария.

– А ты пойдешь гулять, – решительно заявила я. – Я детей не ем и даже не кусаю, так что ничего с твоей подругой не случится.

Ворча себе под нос что-то гневное, Маша ушла. Оставшись одна, Люся заметно занервничала, но я не стала ее успокаивать – зачем? Ей же предстоит узнать столько нового и неожиданного, что потом все равно волноваться будет. Я сварила кофе, и когда мы уже сидели друг напротив друга, спросила:

– Люся, ты знаешь, что родная мать Ольги Николаевны, то есть твоя родная бабушка, умерла, когда Ольге было пять лет? – Девушка растерянно посмотрела на меня и покачала головой. – Странно, конечно, что именно мне приходится рассказывать тебе о жизни твоей мамы, но пора тебе уже знать правду. А зная ее, ты поймешь, почему она вела себя именно так, а не иначе. Так вот, после смерти мамы Ольги Николаевны ее отец очень скоро привел в дом новую жену, мачеху для своей маленькой дочери. И мачеха эта оказалась злой.

Собственно говоря, я могла ей рассказать только те факты, которые узнала от Полянской, но вот комментировала и интерпретировала их я уже с позиций старшего по возрасту и более опытного в жизненном плане человека. Люся слушала меня, широко открыв глаза, и видно было, что ничегошеньки она о своей маме не знала, и все сказанное стало для нее шокирующим открытием. В особо трагичных местах она плотно сжимала губы, как когда-то в детстве, чтобы не заплакать, но в целом держалась хорошо.

– Ну вот! Теперь ты все знаешь. Твоя мама любит тебя без памяти! Она прожила очень тяжелую жизнь и ни в коем случае не хочет, чтобы ты повторила ее судьбу. Она старалась дать тебе самое разностороннее образование, чтобы ты в любых условиях смогла заработать себе на жизнь, чтобы не пришлось тебе, как ей когда-то, с утра до вечера возле плиты стоять и пирожные печь. А еще она хотела, чтобы ты с детства закалилась, научилась жить среди людей, многие из которых совсем не будут желать тебе добра, скорее наоборот. Чтобы житейские невзгоды не сломили тебя, росшую до десяти лет в любви и ласке. Она очень хорошо помнит, как в пять лет в один день закончилось ее счастливое детство и началась совсем другая, уже несчастливая жизнь.