Александр Бородыня - Эмблема печали

— Я жду, молодые люди. — Она по-матерински улыбнулась невыносимо яркими губами. — Ну так что мы будем кушать?

Два года назад, когда Лида с Алексеем вот так же в конце лета зашли в ресторан, зашли только погреться немножко (денег в складчину хватило только на чашечку кофе), тоже за стеклами шел дождь. Они сидели за столиком, покрытым, так же как и здесь, белоснежной скатертью, и молчали. В том маленьком частном ресторанчике в Москве тоже была музыка, но музыка там была еле слышная какая-то, нежная, а народу в уютном зале — никого. Или им просто очень хотелось так думать, что никого. Они пили эту единственную чашечку кофе, неохотно принесенную официантом, передавая из рук в руки через стол, и, казалось, проходили долгие часы, хотя на самом деле их выгнали, как только в чашечке открылось дно. Выгнали, правда, вежливо, без скандала, они и не сопротивлялись, а когда опять оказались на улице, дождь уже кончился.

— Зачем же ты в поезд вписывался, если у тебя столько денег? — ковыряя красивой длинной вилкой бифштекс, спрашивала Лида. Она опять, как и тогда, в том ресторанчике, почувствовала что-то малознакомое, но сильное, вдруг соединившее ее с этим мальчиком. — Скажи, Алешка, зачем?

Непроизвольно ноготь Алексея щелкнул по так и не початой бутылке.

— Захотелось вспомнить молодость, — сказал он. — Прокатиться на третьей полке. И еще одна причина была… — Он замолчал вдруг.

Лида тоже молчала. Желая прервать неожиданную неприятную паузу, возникшую за столом, Маргарита сказала неуверенно:

— А я вообще не понимаю, ребята, вы вообще давно знакомы, что ли?

— Да, это так… — выдохнул Алексей, поворачиваясь к Лиде, и, неотрывно глядя ей в глаза, продолжал: — Видите ли, Марго, когда-то, много лет назад, одна очень опытная девушка соблазнилась наивным мальчиком. Мальчик не любил ничего, кроме физики… — Лида нарочно не отводила глаз и старалась не моргнуть. — Но она привела его однажды вечером к себе… Шел дождь. Представляете, Марго, шел дождь… Шел дождь, и они лежали в постели… — Лида сморгнула слезинку, и, резко повернув голову, Алексей заглянул в глаза смущенной Маргариты. — Представляете?

— Я представила, да… И что дальше?

— Ничего дальше. Лишила девственности. Как вы думаете, какие у них после этого могли сложиться отношения? Маргарита, вы вообще верите в любовь?

Ощутив сильное смущение, Маргарита поднялась из-за столика. Сначала она хотела просто встать и уйти, но, заметив приглашающий жест — дембеля, как только она поднялась, сразу замахали руками, — направилась к их столику.

— Извините, ребята, — сказала она. — Они мне песню подарили. Я ненадолго!

— Вспомнить молодость? — Лида поставила локти на стол и погрузила голову в свои ладони. Она смотрела на Алексея и не могла понять, изменился он хоть чуть-чуть или остался все таким же. — А сколько же тебе лет, мальчик?

— Двадцать два!

— А сколько же тебе тогда было, Алешенька, когда у нас с тобой все начиналось?

— Семнадцать.

— Выходит, ты меня толкнул на преступление. Прибавил себе год, выходит, я думала, что влюбилась, а на самом деле развращала малолетнего?

— Выходит, что так!

Микрофон опять загудел. Солист объявил:

— Еще одна песня для Маргариты. «Колумб открыл Америку»! Поаплодируем, господа!

Если бы Маргарита как следует рассмотрела столик, к которому направилась, то, наверное, не стала бы подходить. Надо было развернуться и вообще уйти из ресторана. Что стоило подождать утреннего поезда на банкеточке под симпатичными мозаиками в помещении вокзала?

На столике уже стояли два насухо выпитых графина и один только-только початый. Закусок почти никаких не было. Три тарелки с недоеденными бифштексами сдвинуты на свободный угол стола, а между тремя графинами, там, где могла бы быть хрустальная салфетница или перечница, почему-то стоял полный стакан томатного сока.

— Маргарита! — привставая навстречу, сказал молодой солдатик с украинским акцентом, он вовсе не выглядел пьяным. — Прошу вас! — Он, вежливо шаркнув сапогом, подвинул свободный стул. — Разрешите представиться — Святослав.

Она присела, судорожно поддернула свою юбку, и Святослав, как в хорошем заграничном фильме, немедленно овладел ее рукой и поднес эту руку к своим губам.

— А это… — Он уронил ее руку, и, расслабленная, она чуть не угодила в грязную тарелку. Все-таки он был пьян. — Это Владимир! Мой лучший друг. Между прочим, чемпион по боксу.

Третьего сидящего за столом солдата Маргарите так никто и не представил. Третий солдат, похоже, вообще ничего не пил и был трезв. Только фиолетовые круги под глазами указывали на сильное похмелье, которое он зачем-то желал пережить всухую. Зло глянув на женщину, он схватил стакан с томатным соком так, будто Маргарита могла этот стакан у него отнять, и тут же единым залпом осушил наполовину.