Николай Леонов - Буква и цифра

— А мне нравится, — заявил Крячко и демонстративно отправил кусок в рот.

— Еще не готово, — остановила его девушка. — Две минуты — и это будет шедевр. Чай или кофе?

— Я буду чай, — сказал он и скрылся в спальне.

Через короткое время вышел оттуда уже в полной экипировке.

— Завтрак готов. — Елизавета выдвинула табурет, приглашая его сесть.

— Ого, какая красота! — искренне восхитился Стас. — Бутерброды а-ля Королева Елизавета?

— Просто бутерброды, — смутилась она и поспешно добавила: — Пойду собираться.

— Не торопись. Побудешь здесь до моего возвращения. Сегодня выходной, спешить некуда. Еще желательно никому не звонить, пока я не вернусь, — напутствовал Стас, вспомнив просьбу Гурова.

— Почему? Вы чего-то опасаетесь? Он может вернуться? — Настроение у Елизаветы моментально упало. — Я должна знать: мне есть чего опасаться?

— Нет, он не вернется, бояться нечего. Он ведь думает, что ты мертва. Пока не обнаружишь себя, он так и будет считать, что расправился с тобой.

— Я должна скрываться?

— Да нет, просто немного побудешь здесь, — мягко произнес Крячко, прижимая к себе девушку. — Если тебе неприятно здесь находиться, скажи, и я отвезу тебя в другое место. Такое же безопасное, гарантирую.

— Нет, нет! Я хочу остаться здесь, — поспешила ответить Елизавета.

— Отлично, значит, договорились. Я еду в Главк, ты остаешься здесь и ждешь моего возвращения. Но у меня есть одно условие, — хитро прищурился Крячко.

— Какое условие? — насторожилась Елизавета.

— С этой минуты ты прекращаешь обращаться ко мне в неопределенной форме. Только Стас, и только на «ты». Потренируемся?

— Вот дитя, — рассмеялась Елизавета.

— Кто дитя?

— Ты, ты — дитя!

— Вот теперь я могу спокойно уйти. — Крячко поцеловал Елизавету и вышел из квартиры.

До Главка он добрался к шести. Гуров и генерал Орлов были уже на месте.

— Ну и с чего такая спешка? — войдя в кабинет, поинтересовался Стас.

— Сам расскажешь или лучше мне? — обратился генерал к Гурову.

— Лучше я, — ответил тот. — Так вот, Стас, вчера мы с тобой конкретно облажались.

— Ты о том, что убийца ушел? — переспросил Крячко. — Но ведь у тебя не было другого выхода, жертву серийного убийцы нужно было спасать в первую очередь. Ты не мог пуститься в погоню, тебе нужно было убедиться, что девушка жива. Другие оперативные бригады не смогли напасть на его след потому, что ему просто повезло. Он успел убраться из деревни до того, как те получили приказ прочесать район.

— Все это так, и каждое сказанное тобой слово соответствует действительности, — продолжил Гуров. — Но это не умаляет нашей вины. Мы оплошали, Стас, и с этим уже ничего не поделаешь.

— Стоп, давай-ка поконкретнее! — потребовал Крячко. — В чем мы допустили ошибку?

— Слова Елизаветы. Во время беседы она упомянула о некой особенности речи убийцы, даже примеры привела, а мы эту информацию пропустили мимо ушей. Не развили, не проработали, просто отбросили как несущественную.

— Но это тоже объяснимо, — начал оправдываться Крячко. — В тот момент у Лизы началась истерика. Я ее еле успокоил, помнишь? А потом мы уехали, тебе пришлось дожидаться экспертов.

— И благодаря всему этому мы дали убийце возможность избавиться от улик, с помощью которых можно было доказать его вину, — остановил его Гуров.

— Ты кого-то узнал по описанию Лизы? — дошло до Крячко. — Кто-то, кто знаком нам обоим и говорит так, как описывала Лиза?

— Да, он знаком нам обоим, и разговаривали мы с ним как раз накануне нового нападения. Это Зиновий Топырин.

— Топырин? Этот заморыш и есть наш серийный убийца? Ты ничего не путаешь, Лева?

— Это он, Стас, не сомневайся. В его речи дефект, о котором говорила Елизавета, проскользнул как минимум дважды. Я и сам не сразу вспомнил. Если быть честным до конца, это пришло ко мне во сне. Перед тем как лечь спать, я все прокручивал в голове рассказ Лизы, вот подсознание и сработало. Когда его доставили в допросную, он сильно волновался. Я списал волнение на его врожденную нерешительность. Застенчивый человек, попавший в непростую обстановку, поневоле будет нервничать. Так вот, отвечая на наши вопросы, он шепелявил. Первый раз неверный звук прозвучал в самом начале допроса. Он сказал: «Это вам с рук не сойдет», а прозвучало у него — «не фойдет». И потом, когда рассказывал о том, откуда знает про сарай и про веревки, дважды сбился с правильной речи. Назвал Хвана «гофподином».

— Точно! Теперь и я вспомнил. Когда он про Хвана говорил, что от того похвалы не дождешься, сказал: «Фнега у него не выпросишь». Мне это показалось смешным, а оно вон как обернулось. И что теперь?