Наталья Солнцева - Лабиринт Ворона

– Выходит, тетрадка не связана с бухгалтершей.

– Еще как связана! – возразил Матвей. – Прочитай и придешь к тому же выводу.

– Я не могу так, на ходу…

Он притормозил на светофоре, достал из кожаной папки помятую тетрадку и протянул ей со словами:

– Занимательное чтение, дорогая. Я увлекся, причем так сильно, что меня потянуло на место, где стояла лютеранская кирха святого Михаила. Там была похоронена чета Брюсов. Граф только казался одиноким странником, а на самом деле его сопровождала по жизни Маргарита фон Мантейфель. Отношения между супругами вызывали самые различные толки у современников и обрастали невероятными слухами. Впрочем, как и личность «русского шотландца». Знаешь, что начертал Брюс на своем гербе? «FUIMUS» – «МЫ БЫЛИ».

– Интересный девиз…

– Брюс умер бездетным, и даже останки его и жены исчезли. При новом строительстве склеп разрушили, одежду покойных передали в Исторический музей, а перстень Брюса, говорят, присвоил себе Иосиф Виссарионович…

– Неужели Сталин?!

– Он самый. Если верить молве, разумеется.

Астра держала в руках тетрадь, завернутую в прозрачную пленку.

– «Письма из шкатулки»… – повторила она. – Сколько их?

– Всего пять… Оригинал был на английском, как я понял из заметок на полях. Переводчик датировал письма концом семнадцатого века. Ему пришлось порядком «причесать» текст, но в целом смысл не изменился.

– Откуда ты знаешь?

– Чувствую…

Астра все еще пребывала в растерянности по поводу своих дальнейших действий. Обычные «сыскные» приемы в этом деле не срабатывали. Улик не было, подозреваемые ускользали из поля зрения. Неуловимая Донна Луна растворилась в тумане, покрывающем два убийства…

– Собачники понятия не имеют ни о какой даме в черном, выгуливавшей пуделя, – сказала она, повернувшись к Матвею. – Потому что Марина тоже все придумала! Они с бухгалтершей будто сговорились!

– Не будто, а именно сговорились. И теперь их обеих нет в живых.

– Наверное, ты прав…

Он думал о письмах. Астра же не торопилась их читать. Она хотела съездить на пожарище в Ласкино, но, помня о бесполезном посещении «Маркона», оставила эту затею. Ну побродит она среди обгорелых бревен, и что?

– Долгушина и сама одевалась как Донна Луна…

– С целью еще сильнее запутать следы, – заключил Матвей.

– В чем же суть этой мистификации? Как ни крути, а Донна Луна присутствовала на вечеринке в «Марконе», играла Бабу Ягу. Это бесспорный факт. Не подлежит сомнению и другое – Калмыковы не случайно оказались связаны с этой странной историей… Твоя Лариса не могла затеять всю эту авантюру?

– Зачем?

– Мало ли… Хочет поссорить нас. Втянуть в неприятности… подставить, наконец!

– Она бы не пошла на убийство.

– Оскорбленные женщины на многое способны…

– Я ее не оскорблял. – Он поставил машину под раскидистой липой, листья которой устилали мостовую, и сказал: – Прочитай письма… а потом поговорим…

Калмыков не верил своим глазам. Тетрадь исчезла! Волна бешенства затопила его, схлынула и сменилась полным бессилием. Жена… это ее рук дело!

Он достал из машины мельхиоровую фляжку с коньяком, открутил пробку, припал губами к горлышку и пил, пока у него не перехватило дыхание.

– Ну и черт с ней, с тетрадью! Как пришла, так и ушла…

В гараже не было ни стула, ни табуретки, и он, выругавшись, опустился на сиденье «мерса». Под ребрами возникла тяжесть, ноющая боль.

– Дура! Вот дура!

Окольными путями, используя свои связи, Виталий Андреевич навел справки о пожаре в Ласкине и найденном обгоревшем трупе. Личность погибшей установили: это оказалась Алевтина…

– Как меня угораздило вляпаться? – корил себя бизнесмен. – Я же не верил ни одному ее слову, а потом… будто бес попутал!

Он отхлебнул еще глоток коньяка, но болезненное ощущение не проходило. Заглянув для проформы в укромные уголки гаража, Калмыков испустил долгий протяжный вздох. Тетради нигде не было. Он не спрятал ее случайно в другое место, память никогда не обманывала его.

– Ну, Лариса…

Поднявшись в квартиру, он резко, требовательно позвонил. Жена открыла не сразу, в ее глазах он прочитал смятение и ужас.

– Где тетрадь?! – зарычал Виталий Андреевич, не давая себе труда сохранять приличия. – Кто тебе позволил рыться в моих вещах?!